Дневники русской женщины

Середонин образовал практические занятия на нашем курсе таким образом: он желает привлечь к участию в них возможно большее число слушательниц, поэтому не дал сразу тем для рефератов, а предложил читать группами сочинения известных авторов по школам, начиная со школы родового быта, а потом излагать вкратце содержание этих сочинений. На первый раз он дал 11 книг, из них – семь относящихся к школе родового быта – Эверс, Рейц, Кавелин, Соловьев, Тюрин, Хлебников и Сикорский, и 4 – к школе общинного. Некоторые желающие излагать эти сочинения тут же заявили об этом профессору. Я не могла удержаться, подошла к кафедре и хотела было просить себе Эверса «Древнейшее русское право», но, к счастью, меня предупредила Д., – она решительно заявила, что хотела бы излагать эту книгу, и я, конечно, уступила ей, как человеку, несравненно более меня знающему. Пока я соображала, какую же мне взять другую книгу (ведь все названия этих сочинений и почти все имена авторов, за исключением Соловьева и Кавелина, были мне вовсе не известны), меня позвала Иса-ва:

– Вы хотите излагать Кавелина? Я его взяла, да мне некогда писать; хотите, я вам отдам?

– Давайте, – сказала я, соображая, что Кавелин – точно бы был юрист и что это имя весьма известное, и подошла к кафедре взять книгу у профессора. Статья, которую предстояло мне изложить, называлась «Взгляд на юридический быт древней России»; в связи с ней нужно было излагать и другую: «Разбор сочинений Терещенки», в VI т. сочинений того же автора. С-н ушел, кончив свои объяснения по поводу занятий. Мы оживленно толковали, все торопились высказать свое мнение по поводу таких занятий, основанных на совершенно новых началах и казавшихся всем такими интересными, а главное, нетрудными. (С-н имел в виду и это: он прямо сказал, что начинать с рефератов было бы для нас затруднительно.)

Я пришла домой, положила Кавелина на стол и, занявшись другими книгами, совершенно забыла о нем. Я хотела сначала, прежде чем браться за него, прочесть какое-либо сочинение по теории родового быта, чтобы потом, подготовясь, начать читать и Кавелина. Но я искала сочинений и не находила; и вот, как раз во время этих поисков, ко мне подошла Д. и попросила… приготовить все к 25-му. Положим, что времени до 25-го было больше недели, но ведь за это время я должна была не только написать, но также дать книгу профессора прочесть и другим, желавшим ознакомиться с учением Кавелина. А таких набралось масса. Эверс и Рейц – для всех оказались скучными и сухими ораторами, все интересовались статьей К-на, набросились на нее: кто имел возможность достать книгу на стороне – доставал, моя же должна была послужить чуть ли не для всего нашего интерната. Так как я и без того пропустила много времени, то надо было торопиться; статья К-на оказалась такой интересной, так прекрасно написанной и, главное, – в ней была изложена вся теория родового быта, что я без предварительных сведений, по одной этой статье, могла составить ясное представление об этой теории. Я живо прочла ее, оставалось… изложить. Только усевшись за письменный стол, я сообразила, какую глупость я делаю, и растерялась. За что я бралась? И могла ли так самоуверенно поступать? Сумею ли я написать хоть строчку? если я не сумею изложить как следует содержание этой статьи, которой так заинтересован чуть ли не весь курс, то что же будет? Это значит осрамиться перед всеми… Я чувствовала, что струсила не хуже последнего школьника перед экзаменом. И в то же время я возмутилась своей глупостью. Если я не сумею – то ведь это будет так глупо! Боже мой, неужели же я не могу, не способна даже и на это? Ведь здесь я только излагаю, не вношу ничего своего… Неужели я так отупела за эти четыре года, что не напишу ничего? Я с ужасом чувствовала, что стою на краю какой-то пропасти и вот-вот упаду… Я мучилась и в то же время усердно писала: времени терять было нечего. Чем больше читают К-на, тем более о нем говорят, и я с тоской и страхом слушала эти разговоры: мне кажется, что все они знают, как плохо у меня изложена эта статья, и заранее приготовляются возражать мне, а потом будут с насмешкой указывать на такую самоуверенную выскочку. А отказаться от Кавелина было невозможно… и поздно!.. Д. своим спокойным, самоуверенным тоном заметила, что статью Кавелина изложить очень легко. Я спросила, читала ли она эту статью. Оказалось, что читала. Я смутилась еще более. Я боюсь критики Д. более, чем всех остальных, вместе взятых, потому что другого такого развития, начитанности и памяти – у нас вряд ли найдешь. Ах, Боже мой! Что-то будет завтра? Сердце так и замирает, как подумаешь. И добро бы я взялась излагать малоизвестного автора, тогда – все пошло бы ладно. А то ведь – Кавелин! с ним всякая знакома, у многих есть конспекты, и вот они будут проверять…