Дневники Трюса

— Я не хочу знать, что вам приснилось. Не мешайте мне спать, — и захлопнул дверь. Но дверь опять резко открылась, Акцент просунул нос и пенсне и торжествующе кончил: — Если вы ещё раз позовете ночью Ойстраха, я вызову санитаров.

«О старый промозглый спекулянт, ты такой же сумасшедший, как и я, засыпая, подумал Трюс. — Только я — симулирую, а ты — псевдосимулянт. Ты думаешь, что играешь в больного, но на самом деле больной…» — и Трюс уснул, уснул блаженно.

Козлоногие отплясывали канкан под похоронный марш. Несло похотью, серой, костром, развевались платья. Трюс вдруг оказался под грязным подолом, и его гнусно облила молодая ведьма. Потом появился Главный Джэз-мэн — звали его. Рога, коровье рыло, зеленые губы и пещерная усмешка. Все разошлись, и остался один Трюс перед Джэзменом. Джэзмен дико зарычал и бросился на Трюса. «А-а-а-а-а-а!!!» — заорал Трюс. Дверь резко отворилась, и Монах-Молох в бешенстве завопил:

— Я вас просто побью, как паршивую собаку!

— Но я же не упоминал г-на Ой-ой-страха… Я же…

Монах подбежал и ударил Трюса по голове. Совокупный барабан из человеческой кожи сказался бы легче на черепе обычного смертного, чем молоховский кулак на макушке Трюса.

— X, х… их… — рыдал Трюс, оставшись один. Он плакал горько, плакал за всё, за всего себя, плакал, плакал, пока не уснул. Больше этой ночью кошмаров не было.

Господи! из камеры кошмаров
в дом на свет прозренья
переведи свое творенье.

В душе Трюса творилось что-то между козлоногим и шабашем и одиноким.

— Ну, маленький, все на вас жалуются. В инквизиторской вы облили весь пол, и тетя Мотя, и та пожаловалась. Г-н Монах-Молох говорит, что вы не даете ему спать. Нельзя же так, — считал Психотропп. — Что с вами делать, ума не приложу.

— Не прикладывайте ум к столь позорному делу, как мое, — грустно отвечал Трюс потому лишь, что Психотропп кончил, и пауза была тяжела. — Состояние, в котором я нахожусь, можно назвать чем-то средним между козлоногим шабашом и одинокими поминками. В одинокие поминки мои врываются копыта и раздирают грудь и бьют меня по голове.

— Нет-нет, очень интересно, — забаррикадировался Психотропп. — Расскажите дальше.

Тропп открыл Книгу Символов, прочел в руководстве по дешифровке снов: шабаш — символ женский.

— Хорошо, мсье Трюс. Мы подумаем, как избавить вас от кошмаров.

Психотропп советовался с Доконаевым:

— Надо прекратить сдирать с него кожу. Вы уже набрали на барабан?

— Кожа низкого сорта, скажу я вам. Анализы показали, она порвется с первым ударом колотушки.

— Тем более. От креста у него кости срастаются как хотят, без всякого порядка, это причиняет сильную боль.

Решили: распять Трюса в воде.

— В воде будет не больно, в воде будут правильно срастаться кости, и не будет чесаться позвоночник.

Опустошенный позвоночник,
На нем распятый одиночник…

Трюса провели в камеру «Водные процедуры». Там продержали часа два в хвойной ванне. Гений Энна заработал в полную мощь, мысли являлись одна за другой, и он спешил одеться, чтобы побыстрей зафиксировать их на бумаге.

— Нельзя ли у вас попросить карандаш?

— Нет, г-н Трюс. Будьте мужественны, мы начинаем.

И Трюса, полного вдохновения, провели в соседнюю камеру, где был большой бассейн. Ему одели на спину акваланг, проворно посадили на крест и опустили под воду. Трубочка высовывалась, чтобы Энну хватало воздуха. Опыт назывался подводное распятие. Это была новинка Доконаева.

— Сравнивают? Что сравнивают?

— А кто их знает — Наука…

Учительство следует признать болезнью духа того, кто думает, будто работает над кем-то, тогда как работают над ним (силы свыше): жалкая лубочная амбиция. Эпоха лжеучителей.

Я искал отдела «рифмы для души», а нашел «гвозди для крестов». Ах, вымощенный литературной амбицией путь от поэта к святому!

Сумасшедшего выдает неадекватное восприятие аудитории и собеседника (что само по себе — свидетельство самообольщения и отсутствия контроля).

Кто наши ближние? На 99 % такие же лжеидентификации как статусы и «машина государства». Пребудь одинок, этим станешь адекватен Провидению, работающему над тобой.

Нет хода времени, ибо врут всякие часы: их механическое тиканье не более реально, чем шум раковины, приставленной к уху.

Но есть клей времени — он проливается на дыры и дает наше видение вещей. Так из ветхого нашего позвоночника вырисовывается вертикальная дощечка для креста. Носи свой крест-позвоночник, ты у неба святой заочник-заложник.

— Трюс, — сказал Серен приятелю, — твой стиль слишком императивен. Императивы хороши как команды в казарме.

— Мои императивы скорей приказы мотылька роте бабочек капустниц, — ответил Трюс.

Или Дух говорит твоими устами, или твое «я» вещает «с толчка» — от себя. Любая речь откуда-то родом (трансцендентного источника).

Хорошая смерть легка — умрешь от в лоб щелчка — как не нужно добиваться никакой внешней свободы (из страха потерять поминальную аудиторию).

«Тщащийся» (статус) — тщащийся на кресте.