Дневники Трюса

Некий парадокс: психический гигантизм бросает душу под колпак. Макроцефал спит в крошечном яйце, как зародыш в утробе. Гигантомания сопровождается фундаментальным тайным страхом перед открытым пространством. Этот гигант машет руками только под яичной скорлупой статуса.

Чувство своего минимума во вселенной, миросозерцание космической соринки открывает перспективу беспредельности.

Люди тянутся к лифтам, домам, к закрытым системам и логичным доктринам, к инфантильным мифам и масс-форумам исключительно из страха перед беспредельностью. Гигантомания сопровождается ксенофобией, крестофобией… Т. е. все фобии современности, включая смертный страх и эротические неврозы, вызваны болезнью замкнутости души, феноменом, пестуемым уже два тысячелетия под действием греко-римской культуры (прошедшей под знаком закрытости центров).

Смирившись с неизбежным, Трюс с охотой стал посещать инквизиторскую. Ведь в качестве инопланетянина он получил веское преимущество перед прочими обитателями тюрьмы-пустыни, сразу попав в камеру Смертников. Коренные сан-йоханцы должны были прежде подолгу мытарствовать в камерах низшего порядка: дворовой, предназначенной для толпы, и парфюмерной — средоточии поэтов, буржуа, психопатов. Инквизиторская обозначала третью и последнюю ступень движения души на пути к совершенствованию: здесь внушалось чувство жертвы и складывался тип святого.

Кроме того, апокалипсис-йога (так называл проф. Доконаев комплекс практических упражнений, практикуемый на семинаре) поправила Энну искривленный позвоночник (результат порой круглосуточного висения на кресте). Сдирание кожи очистило поры, а мысли просветлели так, что не осталось ни одной поганой «задней», личной, скопидомско-собственнической. Всесострадательный Энн так и светился милосердием и скорбями, а в дневниковых записях называл себя «фараоновой плакальщицей по совокупному телу человеческому».

Святое чудо йоховской медицины давало возможность вечером того же дня прогуливаться по сорным пустырям Йохо с огромными лопухами на холмах и думать о своем, о своих. Медицина сан-йоханцев заживляла за какой-нибудь час-два любую рану, боль, нарыв. К кошмару тов. Скальпеля прибегали лишь в самых крайних случаях.

Однажды зеркало говорило своей деревянной старой опоре, верной подруге по стоянию на столе:

— Я делю всех в меня смотрящих на три типа по выражению глаз. Плоские те, что видят во мне отражение самих себя; Овальные — Божьи люди; эти поворачивают меня кверху, и я отражаю святое небо. Третьи — я называю их Круглыми: даже небо кажется им чем-то преходящим…

Всякое исследование себя подобно рассматриванию отражения на зеркальной поверхности. Важно выудить из глубины себя последней сокровенности голос — он начнет тебе повесть о твоем истинном «я». Причем здесь отражения зеркал?

«Аналитики хотят поместить человека в сплошную комнату смеха: потолок зеркало, пол — зеркало, стены из зеркала: кривые рожи и кружится голова. Это хуже, чем камера смертников — одиночка. Надо быть идиотом, чтобы из двух камер — серьезной камеры Смертников и комнаты смеха выбрать вторую», — записывал Эн в своем дневнике.

Мы мыслим: либо с помощью отраженных проекций (мир по образу нашего «я»), либо из глубины вокс интерни, который есть совокупный вопль всех семи небесных пространств.

Но как гениально работала мысль архитектора вселенной и (его же) автора проекта тюрьмы Санта Йохо Антенна Дель Космо, когда ему пришло на ум решение поместить Камеру Смертников напротив комнаты смеха!

Разве 200 страниц моего романа о себе самом не сделаны где-то в коридорчике, на пятачке между Смехом и Смертью?

Мы живем через зеркало, через зеркало учимся друг у друга, и сами смотримся в зеркало не переставая, а там всё кривые рожи да кривые рожи: комната смеха — жизнь человеческая.

Однажды Зеркало жаловалось своей Деревянной Основе:

— Я стала смертной, я трепетная, как человек. Я впитала в себя все взгляды, пущенные в меня, все мысли. И представляешь, с годами стала давать всё более искаженное изображение. Я окривела, меня выкинут скоро.

— Ты слишком много думаешь о себе. Самое важное на свете зеркало — это моя бывшая начальница — Пустая Рама. Она — пуста, и фон её — тьма. Туда смотрит Тот Кто Знает твои тайны. И видит всё в истинном свете. А ты актриса-интриганка, иди в театр к г-же Вертихвостиковой. Помогай ей волосы наверчивать перед спектаклем.

«Сонм кривых рож: Беппо-Усатый-Горбатый-Гнутый-тьфу-ты-Барабас-Колобок… уж не свои ли лики вижу я в этих кривых рожах?..»

На планете платили не за напечатанные, а за сожженные рукописи (верили, что сожженная рукопись тотчас автоматически отпечатывается в тонком мире). Если рукопись считалась достойной сожжения, это рассматривалось как высшая честь для автора, распространялись только книги, не достойные сожжения, не подлежащие переходу в тонкий мир.