Дни и ночи

— «Подружились» — не то слово. Скажем, он чем-то заинтриговал меня.

— Прошу прощения, но что общего может иметь человек вашего положения с аборигеном, таким, как Янпа?

— Может, вы скажете, в чем дело, инспектор? Солонас некоторое время нервно мял свою шляпу, прежде чем объявить:

— Он мертв, сеньор.

Молния, заскочившая в комнату, не произвела бы большего эффекта.

— Мертв?

— Да, убит.

— Как? Почему?

— Его труп обнаружили на главном причале, под зерновым элеватором. Убит он был ударом кинжала.

Комната поплыла перед глазами Рикардо.

— Вы кажетесь очень взволнованным. Из-за какого-то индейца, даже не бывшего вашим другом…

— Совсем не обязательно знать человека лет двадцать, чтобы печалиться о его кончине… — И, четко выговаривая слова, Рикардо заключил: — Даже если речь идет об индейце, аборигене.

Щеки инспектора порозовели.

— Я понимаю.

Вернулся мажордом. Он аккуратно поставил кофе и удалился так же быстро, как вошел.

— Известно, кто его убил? — спросил Рикардо. — Какой мотив?

— У нас нет ни малейшей зацепки. Этим и объясняется мой визит. По нашим сведениям, вы были одним из последних, видевших его живым. А «панхард-левассор» — ваш собственный автомобиль?

— Верно.

— Регулировщик, стоявший на посту на углу, заметил его. Он-то и сообщил нам о машине. К сожалению, он не всегда запоминает номера. Нам понадобилось приложить немало сил, чтобы разыскать вас… Итак, вы были в хороших отношениях с индейцем…

— Он искал дорогу в порт. Я предложил проводить его.

Солонас приподнял брови: — Пешком?

— Да, инспектор. Пешком. — Но ведь вы могли подвезти его на машине? — Он отказался сесть в нее.

— Понятно… Эти аборигены… Они все одинаковы… Рикардо чувствовал, что его объяснения были по меньшей мере бессвязными. А был ли у него выбор? Рассказать о шаманах, реинкарнации, индейцах, которые разговаривают с деревьями? Этот тип примет его за ненормального.

В голову вдруг пришла мысль:

— Скажите, инспектор, при Янпе нашли деньги?

— Ни одного песо.

— Вот вам и мотив. Когда я расставался с ним, у него была пачка купюр и драгоценный камушек, который мне показался бразильским изумрудом.

— Вы видели этот камень? Эти деньги?

— Как вас… Именно на эти деньги он рассчитывал купить билет на корабль.

— В каком направлении?

— Не знаю. Просто ему хотелось сесть на первый попавшийся пароход.

— Вам это не кажется странным? Рикардо холодно ему улыбнулся:

— Вся наша жизнь странная, инспектор.

— И все же, сеньор Вакаресса, я вынужден кое-что уточнить. Мне хотелось бы знать, каковы были ваши отношения с убитым?

— Никаких. Отношений вообще не было.

— Не сказали ли вы несколько минут назад, что этот человек заинтриговал вас?

Рикардо спокойно выдержал взгляд полицейского.

— Положим, мой интерес был интересом натуралиста, озабоченного судьбой некоторых исчезающих видов. Я не скажу вам ничего нового, уточнив, что на нашей территории почти не осталось индейцев.

Солонас устало посмотрел на него:

— Недалеко же мы продвинулись.

— Наоборот. Я дал вам подсказку: деньги.

— Действительно, это одна из причин. Когда были в порту, вы не заметили чего-нибудь необычного?

— Что, например?

— Не показалось, что за вами следят?

— Нет, насколько я помню. Во всяком случае, я не обратил бы на это внимания.

— Может, вы заметили подозрительных людей? Или кто-нибудь вел себя странно?

— Вы хорошо знаете портовую зону. И лучше меня имеете представление о тамошней фауне.

— Вы правы.

Он немного помолчал, размышляя, потом произнес:

— Стало быть, на него напали бандиты, видевшие, как он показывал вам свои сокровища.

— Другого объяснения я не нахожу. Инспектор покачал головой:

— Полагаю, на этом и остановимся. Благодарю вас, сеньор Вакаресса.

Итак, Янпа был мертв. Кто бы мог вообразить? А если он именно этого и добивался — шел к смерти. Возможно, он искал ее повсюду: среди безумных пейзажей Патагонии, в Буэнос-Айресе, вплоть до дня, когда, не найдя ее, он убедился, что она поджидает его в другом месте, на другом континенте.

Странная параллель: Горацио, гаучо, тоже ушел сам, не зная куда. Ведь накануне ухода он сказал: «Это ужасно. Больше не будет диких жеребцов. Время подчиняется даже животным. Мне надо уходить». А когда Рикардо спросил, где он собирается жить, гаучо ответил ему почти так же, как Янпа: «Огненная Земля, Патагония. Кордильеры. Аргентина — большая страна».

«Кто сидит на берегу, способен видеть, что творится в верхнем течении и что происходит в нижнем».

Предчувствовал ли индеец конец? Рассчитывал ли на удар кинжала?

«Чтобы стать шаманом, надо преодолеть огромные расстояния, взобраться на горы и побывать в чужих землях, пока не встретится Таматзин, волшебный олень».

Таматзин. Волшебный олень. По сути, Янпа больше принадлежал не к этому миру, а к эпохе, закончившейся утром 1526 года, когда белые люди, облаченные в латы, блестевшие на солнце, навсегда изменили жизнь его предков.

«Жизнь, смерть, жизнь, смерть… и так до бесконечности».