Дни яблок

— Я не считаю, — откликнулась мама, — я наблюдаю. Это гораздо интереснее. Поверь.

— Это всё от сахара в крови, — убеждённо произнесла тётя Ада. — Все эти выдумки и чуды его. Кислороду в крови мало, а сахара много! Я сейчас говорю как медик.

— Какой там сахар, — отмела предположение как ничтожное мама, — гемоглобин у него низкий — это да. Лимфоциты повышенные. А сахар в порядке. Была у них проверка, брали кровь на анализы, мне Флорочка моя позвонила и зачитала с бланка, я позже зашла в поликлинику показала…

— Сестре, значит, ты показать не могла, — проскрежетала тётка. — Чужим людям, видишь, предъявляла. А что, на хозяйство он тебе даёт?

— А я не выпрашиваю, — ответила мама. — Это его. Что надо, он и так в дом тащит.

Я представил себя с соломинкой в «клюве».

— Я видала у вас шторы новые, — тонким и сиплым голосом высказалась тётушка, — и плед.

— Вот-вот, — сказала мама, — и магнитофон он себе купил, польский какой-то. Таскает по всей квартире — даже на кухню…

— Иностранцы! — прорычала тётя Ада. — Собачье мясо! Ещё и польский! Это всё она. Ведьма эта старая, она парня сбила с пути, а я тебе говорила ещё когда, вот теперь уже магнитофон…

— Ада, — недобрым тоном спросила мама, — чего ты вопишь? Какая ведьма? Что за глупости?

— Я это так не пропущу, — злобно отозвалась тётя Ада, — я по своим знаю, на что дети способны. Выросши. Одни дома и с деньгами главное. Я с ним поговорю. Как медик. Попозже. Приду и мокрым рядном…

— Жука своего накройте, — сообщил я из дверей. — Только на пользу пойдёт. Вот вам, тётя Ада, про Весы вся правда. Очень низкая сопротивляемость алкоголю и никаких цитрусовых…

— Сроду много не пила, — многозначительно сказала тётка. — А что там про здоровье ещё?

— Самая большая опасность — от злоупотреблений, — быстро отозвался я.

— Вот и я о том же, — вступила мама. — Ну-ка, ну-ка, вспомни, как ты лечила грипп?

— Несколько кубиков… — рассеянно заметила тётя Ада, выхватив у меня распечатку.

— Сколько-сколько? Несколько? Насколько больше десяти? — язвительно поинтересовалась мама.

— Двадцать пять, — ответил я за тётушку, — аспирин на десерт…

— Он от суставов, — отбрехалась тётя Ада вполне замирённо. — Вы закрыли мне весь свет… Читать не видно.

Как всегда неожиданно отозвался телефон.

Мы посмотрели на притаившийся в углу на буфете аппарат. Словно застеснявшись, он тренькнул ещё раз и смолк — трубку у себя взяла Инга.

— Ладно, — сказала мама, — идём, Лесик, прогуляемся перед сном. Что-то колет сердце. Так недолго и грудная жаба — не успеешь испугаться…

— Там дождик, — миролюбиво заметила тётя Ада, изучающая раздел «Весы-ребёнок».

— Мы возьмём с собой зонт, — ответила мама.

— Правильно, — поддержал её я, — и калоши.

— Для счастья? — несколько надменно поинтересовалась мама.

— Нет, поиграем в кораблик, — сказал я, — там у тринадцатого номера такой поток. Ниагара просто.

— Всю жизнь она там, один раз Алису чуть не унесло, — отметав мама. — Ну, пошли. Ада, я тебе постелила у себя, на кресле.

— Укутайтесь, — невнятно ответила тётя Ада и углубилась в Линду Гудман.

Дождь на улице иссяк и собирался с силами где-то наверху — над шпилями и колокольнями, в пустом, холодном октябрьском небе.

— Пойдём по бульвару пройдёмся, — предложила мама. — Я давно хотела с тобой поговорить.

— Мы говорим всё время, — попытался увильнуть я.

— Важно и слушать, согласен? — и мама цепко ухватила меня под руку. — Ты не думаешь, что заигрался в безделье?

— Думаю, нет, — легкомысленно ответил я. — Можно я брошу школу?

— С балкона? — спросила мама, явно заинтригованная.

— Нет, — ответил я свирепо, — в бездонную пропасть. И аспарагус сверху.

— А растение зачем? — встревожилась мама. — Такое жизнелюбивое, нарядное.

— Бестолковое оно какое-то, — сказал я, веселясь, — поэтому в пропасть.

— Смотри как бы самому не пропасть, — философски заметила мама, — были случаи.

— Это где? — тревожно заметил я. — На углу, у тринадцатого номера? Или в хлебном?

— На углу, — согласилась мама, — только у первого номера. У Зáмка Сальве. В войну мы там чуть не пропали…

Она помолчала. Ветер стряхивал с деревьев крупные капли. Я поёжился.

— Саша, — сказала мама, — ты захотел в ПТУ? Мне опять звонила Флора. Ты прогуливаешь.

— Я иду в медучилище, — гордо сказал я. — Через площадь, на троллейбус, десять минут, и я там! Плевать на школу и Флору Дмитриевну. Семь месяцев осталось потерпеть.

— Ты рассчитываешь попасть туда через окно? — поинтересовалась мама. — Или в виде дворника?

— С чего бы? — заподозрил подвох я.

— С твоими оценками по физике в дверях застрянешь — дальше не пустят, поймут, что вообще ни бум-бум, — с напускным равнодушием заметила она. — Вручат веник.

— Ну, наверное, — злобно сказал я, — далась вам всем эта физика! За лето подтянусь.

— Сколько раз? — поинтересовалась мама.

— Двести двадцать, — пробубнил я и решил сменить тему. — Так ты поедешь в Ленинград?

— Я бы посоветовала тебе поменьше плевать, — ровным я недобрым голосом сказала мама, — а то ведь проплюёшься, умник, тоже мне.

Она кашлянула, похмыкала и продолжила: