Дни яблок

— Да, придётся ехать. Октябрь в Ленинграде — приятного, конечно, мало. Ветер этот, дождь с Балтики несёт. Темно. Но сделать ничего нельзя.

— На самом деле, — важно сказал я, — очень редко, когда вообще ничего нельзя сделать.

— Думаешь? — нехорошим голосом спросила мама.

— Иногда да, — честно ответил я. — А что?

— Видимо, короткие мысли у тебя, — ответила она. — Я, Лесик, вот что скажу тебе. Решил работать — работай. И даже без мозгов. Я не против. И медучилище — прекрасно! Будешь как тётя Ада, уважаемая профессия — медсестра-гость. А спекуляцию свою и фокусы оставь для выходных. Только внимание привлечёшь… лучше меня знаешь, чьё.

— А… — сказал я и осёкся.

— Давай возвращаться, — сказала мама, — скоро дождь пойдёт. В такую погоду хорошо сидеть в тепле, ещё князь Мышкин говорил.

— Ну, он идиот, — нашёлся я.

Дома нас встретила хмурая Инга.

— Мама! — решительно сказала сестра моя. — Нам надо поговорить.

Я поспешил вдоль коридора и чуть не наступил на чёрную тварь, валяющуюся на коврике.

— Куда ты?! — провопили мама с Ингой. — Ботинки сними! Грязь!

— Тороплюсь, — просипел я, — надо многое собрать. Постельное бельё, хрусталь, коврик…

Спиной я почувствовал недоуменные взгляды. Бася решила мяукнуть, видимо, чтобы привлечь к себе внимание хоть как-то. Тётя Ада с шумом явилась из кухни — лицо её выражало ужас.

— Это что же? — подозрительно спросила тётушка. — Это как? Хрусталь? При… при… приданое?

— Оно, — с шумом выдвигая ящики комода, ответил я.

— С чего вдруг? — поинтересовалась из глубин коридора Инезилья наша.

— С Костиком говорила? — отбился я. — Теперь маму на беседу зазываешь. Всё таинственно. Наверное, будут сватать. А приданое не сложено. Сорочки, рушнички, рюмочка, ложечка… Не готова скрыня.

— Сам ты скрыня, — бесцветно сказала Инга. — Ну что ты трещишь всё время? Можешь помолчать?

— Так что? — едва переведя дух, спросила тётка. — Ещё не того? Не замуж?

Мысль о незасватанной до сих пор Бобе и скороминущих её кавалерах грызла тётю Аду постоянно.

— Ты больше его слушай, — весело сказала мама, — он выдумает ещё и не такое.

— Ничего я не выдумываю, — рассердился я, — не говори мне больше это слово! Сказал же ведь — готовим ей приданое, значит, не зря. Мне было знание.

— Ну-ну, — радостно ответила мама, — в угол меня поставь ещё. Какой строгий, вы гляньте, слово ему не скажи. Я могу хоть предложение целое — у тебя будет ответ?

— Ну, ты же всё время отмахиваешься, — пробурчал я, развязывая ботинки. — Смысл что-то говорить.

— Дядя Саша звонил, — продолжила тираду заметно осерчавшая Инга, — у него там с девочкой из класса что-то. Освободилось место. Предложил мне съездить с ними в Ригу на недельку.

— За бесплатно? — быстро спросила тётя Ада. Мама вздохнула и зачем-то расправила зонт. Я задвинул ящики назад и закрыл шкаф. Бася потянулась и сладостно поточила когти об стену.

— Брысь! — рявкнули мы в четыре голоса.

Чёрная тварь умчалась.

— Рига! — сварливо сказала тётя Ада, — я так и знала. Едут к буржуям в гости.

— Да-да, — быстро сказал я, — будут спать в их буржуйской школе, в буржуйском классе, на буржуйских раскладушках. Смотри не сильно вертись там, — сообщил я сестре, — а то все буржуйство им обтрепешь. Взыщут потом.

— Иногда это просто невозможно, — церемонно сказала Инга и закрыла за собой дверь. — Болтун! — донеслось до нас.

— Это она спокойной ночи пожелала, — сообщил я тёте Аде, — вы не думайте.

— Коридор моешь ты, — припечатала меня мама и сложила зонт.

— Нет чтобы сказать что-нибудь по-настоящему приятное, — злобно буркнул я.

— Например? — мрачно спросила тётушка.

— Ляг, солнышко, отдохни, котик, — ответил я и стал развязывать шнурки. — Расслабь спинку…

— Вот же клоун! — фыркнула тётя Ада и удалилась в кухню, обронив листок из размышлений мисс Гудман.

— Как смоешь все следы, — нежно сказала мама из своей комнаты, — сразу ложись. Всё расслабь и спи, хоть до весны.

— Пожалуй, надо вызвать дождь, — сказал я ей в ответ. — Вы тут так натоптали, у вешалки. Из кого это, интересно, понасыпалось столько песка?

— Послушай, Лялька, что пишут про Водолея! — вскрикнула тётя Ада издали. — «Фантазёр и мечтатель, напрочь оторванный от реальной жизни!» — Она гулко протопала к маме и прикрыла за собой дверь. Через минуту дверь приоткрылась, из щели выбросили возмущённую Басю, до меня донёсся приглушённый вопль. — А ведь правда, Лялька! Такой и был — выдумщик проклятый! Фантазёр-мечтатель! А как пел! Чистый Ирод!

Я зашёл на кухню и выпил холодного чаю. С некоторых пор я всегда кладу в чашку почти сточенную серебряную ложку, пить, правда, не очень-то и удобно, зато безопасно. Никаких отвратительных отваров. Серебро не терпит зла вблизи от себя.

Тут в кухне похолодало. Прямо перед носом моим швабра сама по себе вылетела из угла, где мирно стояла до сих пор, пару раз покачнулась и звучно приложилась об пол.

Я закрыл форточку. Бася оскорблённо чихнула.

— Ходи здоровая, — сказал я.

Кошка повернулась ко мне спиной и начала вылизываться, время от времени презрительно поплёвывая себе же на лапу.

— Ах, да! — сказал я, глядя на эту манифестацию. — Коридор!