Дни яблок

Я храбро закрыл дверь — хлипкий переплёт планок и узорного с дымкой стекла — и прислушался.

Топот, цокот, скрип… Хор комариных голосов. Треск.

— Ты точно знаешь, что делать? — тревожно поинтересовался Ткачук и показал под дверь. Оттуда, подобно дымку, струилась кофейная пыль, пытаясь вновь стать неустрашимым воином, безрезультатно.

— Теперь трое, — ответил ему и себе я. — Времени минут десять, ладно — двадцать, если они ей уши залепят. Отойдём от порога, давайте.

Мы расположились в этом их холле на полу, и всё вокруг было прежним, почти. Отчётливо было слышно сразу несколько звуков: за дверью кукла отчаянно рубилась с кофейными гушликами, на кухне тревожно тарахтели тарелками и прислушивались. В дальней комнате закашлял ребёнок. Тяжело, со всхлипами.

Беседа на кухне оборвалась, через минуту в холле появилась мадам Ткачук и Флора Дмитриевна с нею.

— Юра! — удивилась хозяйка дома — Чего сидите под дверью? Что-то случилось? К Лизе заходил?

На дверь изнутри обрушился удар, видать, кукла расправилась с последним воителем и рвалась на волю, одна только надпись на пороге мешала ей. И закрытая дверь, конечно, тоже, но — формально.

— Что происходит вообще? — окрысилась хозяйка. — Что у вас там, Юра? Собака? Откуда? Мы же только что обои…

Дверь снова подверглась атаке, стёкла в её переплёте задребезжали и пошли трещинками — словно лёд, над тёмной безучастной во…

— «Морозко»! Потрескалось! Смотри! — простонала мадам Ткачук. — Еле достали! Юрий, чего ты сидишь? Лиза же!

Из-под двери вытекла струйка воды, мутной. Видимо, Шоколадница смывала знаки.

Пришлось повторять их на двери, стекле, притолоке.

— Там есть леечка, — сухим шепотком проинформировал Юрий Иванович. — Растения я… Как она, как?

У меня сломался карандаш, дверь подрагивала, в кабинете кто-то ходил. По паркету… по ковру… по паркету… цок-цок-цок, вздох… глухое топ-топ-топ по ковру. И кулачком в дверь.

— Ну, — буркнул я. — Вы все выйдите, пожалуйста, говорил уже. Я тут останусь… И мне нужны три зеркала только, вот. А ещё соль и специи. Какие у вас есть?

— Травяной сбор, — бескрыло ответила хозяйка дома. И обратилась к мужу опять. — Юра, — заговорила женщина возмущённо, — Юра, ты что, хочешь оставить его с Лизой? У неё же серёжки золотые в ушах!

— Сбор свой сами пейте, всё равно не поможет, — позлорадствовал я. — Значит, смотрите, тут у вас ЧП, я вопрос решаю сейчас. Положенное беру по исполнению. Всё, что надо… что полагается, в таких случаях… И вообще, Флора Дмитна сказала: «Консультация», я думал, у вас запонка пропала или документы, а тут Смр… — и я осёкся.

— Что?! — пискнула мама девочки.

— Цистит, — сердито ответил я. — Два камня в правой почке. И придаток. тоже справа, заинтересован. Всё, или будем чтокать дальше?

— Кккк… — начала она, становясь интересной, большеглазой и немного зелёной. — Ккк… отккк… Пффф… Юра!

Юрий Иванович смотрел на меня снизу вверх, с неподдельным интересом. Флора Дмитриевна, застывшая в кухонном коридоре, мелко дёргала лицом и всё время сглатывала.

— Иди, Галя, на кухню, принеси всё, чего просили, — приказал он и встал. — Соль эту.

И обратился ко мне: «Большие зеркала или малые?»

По дверным стёклам провели чем-то острым, будто когтем.

— Два больших, одно среднее. Какие не жалко, — ответил я. — Выбросить надо будет их потом.

— Специи, это не сбор, — крикнул я в кухню. — Перец какой-то принесите…

Юрий Иванович улыбнулся уголочком рта.

— Можно мускат, — добавил я.

— Нет у неё муската, — вздохнул он. — Только чаи почечные и перекись. Говори, чего делать.

Я вдруг понял, что они разведутся: беспричинно, внезапно, странно. И ничего не будет предвещать, и ничего не останется. Ничего — словно в заголовке эта странная новость прописана, буквами невидимыми, но несомненными. Ничего — даже ребёнка, почти что общего.

— Нужны три зеркала, и всю соль, какая есть, ещё мне гвозди понадобятся. Откройте всё в квартире, кроме этой комнаты, во входной двери достаточно замки заблокировать, с девочки снять всякое… ну, на резинках, заколки. И серёжки.

— Тебе отдать? — радостно поинтересовался Ткачук.

— Вы только о таком и думаете, да? Про отдать? Деньги, да? И про золото в ушах? — поинтересовался я.

— Допустим, — озадачился Ткачук. — А что?

— Так вы удивитесь немножко, — ответил я. — Мне сейчас не до того, и шарлатанства тоже здесь нет в данный момент настоящего времени. Нет.

Вернулись дамы.

Ткачук выхватил ужены из рук снаряжение и развернул ту к двери. — Иди, Галя, пройдись, — бесцеремонно заявил он. — В парк!

— А вам, Флора Дмитриевна, — противным голосом сказал я. — Вообще пришла телефонограмма. Там про какие-то трубы. А вас в школе-то и нет. Это прогул, да?

— Это я отсутствую, — отозвалась Флора. — Спасибо, что предупредил, я с этими трубами с ума сойду скоро.

— Значит, пока что «н» в журнал, — ответил я. — А в следующий раз — с родителями.

Та, которая Галя, обернулась прямо из дверей.

— Шутишь шутки, да? — спросила она полуутвердительно. — Со взрослыми?

— Это детский уровень, — нагло сказал я. — А вам в парк.