Дни яблок

— Не нравится — не ешь, — ответил я сурово.

— Нет-нет! Мне нравится всё, что ты! Ведь ты работал, а я смотрела, — заметила Гамелина. — Я только против мутаций, вот скажи — зачем рыбе ножки, а волку рога?

— Думал, может, она из воды выходить будет, — отозвался я, — Луна там, весна, соловьи. Сирень нюхать.

— Так вылепил бы жабу, они действительно лезут куда угодно, — отозвалась рассудительная Аня. — А то рыба с ногами, это неестественно.

— Жаба с сиренью — это тоже вне логики, — уточнил я. — И, кстати, это не волк, а очень даже рысь…

— Тогда короткий хвост и кисточки, — поправила фигурку Аня. — Вот так!

— Лучше бы ты и дальше критиковала, — сказал я. — Посмотри теперь на его уши, это же заяц. Хищный притом.

— Ладно, — сказала Аня, словно решила что-то важное. — Будем работать с тем, что есть. Давай мне монстров. И насчёт рыси, так и ничего страшного: главное — не волк рогатый. Всё, не спорь. Я думаю.

Гамелина развернула на столе лист пергамента и сосредоточенно соскребла с него что-то, не видимое глазу. Несколько раз поправила лист, подогнула краешек. Я измаялся. Духовка раскалилась.

Аня примерилась и расстелила вощёный лист прямо на противень, затем макнула пальцы в муку и, оставляя в воздухе и на столе белую пыльцу, прытко переложила пряники на лист. Дракон оказался в центре.

— Ты подстелила бумагу, чтобы горело лучше, да? Может быть, просто сожжём их? Например, в тазике? — уточнил я.

— Тетрадь свою по физике сожги в тазике, — торжественно ответила Гамелина. — А эта бумага — специальная, она в духовке не горит, сырость впитывает от теста, помогает… Да что объяснять — тебе всё только ха-ха… Ты же не печёшь.

— Зато я самостоятельно делаю пряники, без формы, — возразил я. — И если бы не я, ты бы напекла квадратики унылые.

— Унылые? — окрысилась Гамелина. — Между прочим, я много чего изменила в рецепте: там молотый изюм есть, например. Имбирь ещё, и вообще — квадратики не унылые, много ты понимаешь! Овсяное, вон, просто кружочек, и ничего — едят. Вот про «без формы» — это правда: ёж слишком большой, а дракон мелкий. Кроме того, рыба с ножками — это нелепо, я считаю… похоже на бегемота. Отпусти…

Я не послушался.

— Хорошо, ладно, — уступила Гамелина, чуть покривлявшись. — Надо же закончить с одним, потом уже… в смысле — поставить пряники, потом будут свободные четверть часа где-то. А они за это время обычно вырастают, в смысле, больше становятся, и потом запахнут так… — она подумала и добавила серьёзно: — Празднично.

Она присела у плиты и открыла духовку: коса снова выскользнула из заколки и тихонько сползла ей на спину.

— Передай мне противень, — отвлечённо попросила Гамелина и передёрнула плечами. Волнующе.

— А у нас крестят… ну, выпечку в смысле, перед тем, как в духовку. Вы разве нет? — спросил я, наблюдая, как пряники следуют в печь.

Гамелина оглянулась и посмотрела на меня через плечо, снизу-вверх, злобно.

— Ты сейчас сам понял, что спросил? — недобро поинтересовалась она. — Лично я — нет.

— Да я поинтересовался просто… — отозвался я. — Чего зыркаешь пумой?

— Я не зыркаю, а пеку, — самодовольно ответила Аня и закрыла духовку. — Сейчас понемножку глазурью займусь, — я протянул ей руку, и она встала. — Ну так вот, я занимаюсь украшением, глазурью в смысле, — продолжила Аня. — А ты следи за плитой, за низом, ну, чтобы не потемнел, хотя стекло ваше, конечно, грязноватое…

Я опять её не послушался, и время снова пошло быстрее…

— Я всегда добавляю в глазурь лимон… Для вида… — сказала Аня. После ускорения времени она запыхалась и выглядела рассеянной. Последний раз я видел её такой, когда она утопила очки на озерце в Пуще — видите ли, высматривала кувшинку, чтобы сделать ожерелье. Я так скажу — пиявки в этом болоте были мстительные…

— Лимон… — повторила Аня и зачем-то понюхала воздух. — Выжать, большой, а ещё ваниль, ну, там пудра ещё, сахарная… от этого такой свежий цвет, вот белок, он… он… Кстати, попробуй — не кисло? Да не бойся, не укусит она…

Тут рука у неё дрогнула, и Гамелина заляпала глазурью стол.

— Блин, сосредоточиться не могу. Не смотри на меня, а то порежу руку ложкой. Смотри лучше на пряники, последи за ними, а то пересушим — потом не отлепишь. Займись чем-нибудь.

Что мне оставалось делать? Ведь она сама попросила и после возни с глазурью так приятно пахла: лимонами, праздником, неомрачённым прошлым…

Время опять пошло быстрее, спотыкаясь в лабиринте, свернувшись в самую тёмную из воронок, переплетая судьбы. Ветер стукнул в нашу форточку, вечно он вмешивается…

Где-нибудь, на самом дне подобных омутов, тот же ветер играет флюгером башенки, а под скатом крыши тарахтит прялка, кружится вечное веретено, и просто одетая женщина просит любопытную девицу: «Возьми его, дочка. Не бойся, если кровь капнет на нить — это жизнь. Она неотвратима».

— А если они не отлипнут? — спросил я, удерживая вырывающуюся Гамелину.