Читаем Дни яблок полностью

— Это всё? — спросил я. — Ну, так и быть, заходи.

— Ещё я немножко шью! — гордо ответила она и отпихнула меня своей кастрюлей. — Почему ты до сих пор в куртке? — спросила Аня. — Мёрзнешь?

— Не всегда, — ответил я. — Ты тоже в плаще, но дождь что-то не идёт.

Входные двери закрылись сами собою, обе. Наверное, от сквозняка.

— Помоги с кастрюлей, — сказала еле различимая Гамелина. — И я сниму плащ. Ты же так боишься промокнуть. Еще закашляешь.

— Я буду кашлять про себя, — ответил я, пока она шуршала у вешалки.

— Это как? — спросила Аня и отобрала свою кастрюлю. — Уточни. Совсем беззвучно?

— Шёпотом, — ответил я.

Внизу, в парадном, гулко хлопнула входная дверь.

— Даник, — строго приказала Гамелина в кухне. — Завяжи мне сзади передник. Только без этих обычных глупостей. Рук всяких непонятно где.

— Интересно, Гамелина, — спросил я. — Ты и дома завязываешь передники без рук? Зубами?

— Всегда люблю ругаться перед тем, как пеку, — ответила Аня. — Тесто получается пышнее. Эмма считает, что увлекаться не следует… таким, но я увлекаюсь. Наорёшь на кого-нибудь, и сразу легче, в смысле затворять. Ты понял?!

— Я давно всё про тебя понял, — миролюбиво ответил я. — Ты же просто псих. На палочке!

— Если бы всё было так просто, — ответила Аня. — Псих! Ха… Ты мне голову не дури. Сейчас я думаю.

Она сосредоточилась и протёрла клеёнку раза три. Собственной тряпкой. Я почувствовал некоторое оскорбление. Бася взгромоздилась на подоконник и изобразила что-то хищное. Получилось плохо.

— Есть у вас большая доска? — деловито спросила Гамелина. — Или мне сбегать за своей?

Я вытащил из-за буфета здоровенную доску, обмахнул от пыли и положил перед Аней.

Гамелина придирчиво провела подоске пальцем.

— Её мыли дочиста давно! Очень давно! — возмущённо сказала она.

— Так доски совсем не любят купаться. Ты не знала?

При слове «купаться» Бася нервно подёргала ушами и спрыгнула на стул. Там она приняла позу копилки и сделала маленькие и злые глаза.

Аня глянула на меня косо.

— Значит, так. — сказала она. — Я раскатываю тесто. Ты мне не мешаешь, чтобы я не промахнулась, там от толщины листа многое зависит. Но сидеть без дела не будешь, и даже не надейся.

— А я так надеялся, так надеялся, — проскрипел я с придыханием. — Ты и представить себе не можешь, на что… Давай поговорим о толщине… и о деле…

— В данный момент я буду занята, — прожеманничала Гамелина. — Возможно, позже. Сначала вымой для меня доску. Хорошенько. С содой. Есть у вас сода? А железный ёжик?

— А песка тебе не принести? — рассердился я. — Или золы полведра?

— Нечего орать, начинай мыть, — довольным голосом сказала Гамелина. — Откуда ты возьмёшь золу?

— Наколдую.

— Интересно было бы глянуть.

— На это лучше не смотреть, ещё прицепятся.

— Кто?

— Гамелина, это не химия. Тут всё непросто.

— Опять интересно, — радостно сказала Аня. — Значит, химия для тебя всё просто? Кто же тогда списывает у меня всю домашку? И контрольные тоже?

— Это плохие вопросы, неправильные, — пробурчал я. — Придумай другие, а то я уже досточку тебе подготовил, если что.

Я положил вымытую и вытертую доску на стол.

Аня поправила передник и ринулась к столу с мукой наперевес.

— Включай свою духовку, — приказала Гамелина. — Мне нужна очень хорошо разогретая печь. Хорошенько стекло протри, а то такое жирное — градусника не видно. Это кошмар!

И она начала отсчитывать на доску стаканы муки. После пяти с горочкой Гамелина долила в мучной холмик воды, всыпала туда же из двух каких-то мензурок специи, умело затворила тесто и принялась его мять, швырять об доску и тискать.

Я ощутил некое стеснение.

— Дай мне мою большую кастрюлю, быстренько, — сказала запыхавшаяся Аня.

— Её тоже разогреть или съешь холодной? — спросил я.

— На голову тебе надену, — разъярилась Гамелина. — Духовку включил?

— И дрова поворошил, — ответил я. — Держи свой котёл.

Аня аккуратно положила колобок теста в кастрюлю, ещё и марлей сверху её прикрыла.

Почему-то я подумал про скальпель…

— Теперь, — торжественно сказала Гамелина, — я буду делать душу пряников, а ты не будешь мне мешать… Вернее, поможешь, на!

И она ткнула мне в руки синюю миску, глубокую. В ней скользил по дну кусок масла. Немаленький.

— И что здесь надо сделать? — глубокомысленно спросил я. — Преобразовать его в камень?

— Нет, — сказала Аня хмуро. — Добавить пару яиц и сахар специальный, у меня есть, а потом тереть.

— Тереть? — ухмыльнулся я.

— Мешать, пока всё не станет однородным, — ответила она. — В смысле, почти кремом.

— Ну ладно, — вздохнул я, — давай, Гамелина, остальные компоненты, так и быть, сотру всё в прах…

— Мне надо, чтобы в крем, — непреклонно заявила Аня.

Специальным сахаром оказался всё тот же сладкий песок, но коричневого цвета. Гамелина высыпала сахар, остро пахнущий какой-то яванской мешковиной и чайными клиперами, в миску и вбила туда же яйца.

— Мешай, и смотри мне, — грозно сказала Аня.

— Куда тебе смотреть? — игриво спросил я, ухватив ложку.

— Можешь посмотреть, как я работаю, — смилостивилась Гамелина. — Нет, ну ты так лениво всё, еле возишься, просто трутень.

— Чужая работа вдохновляет, — согласился и заработал ложкой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии / Философия
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза