Читаем Дни яблок полностью

Раздался частый стук, Бася прижала уши.

Гамелина опять набросилась на тесто. Десять минут она мяла била и валяла его по доске, после этих пыток опять отправила в кастрюлю. Я продолжал равномерно вымешивать содержимое синей миски.

Аня вымыла руки, прошлась по кухне, пошуршала своими пакетами и взялась придирчиво изучать внутренний мир духовки. Даже дверцу приоткрыла. Я стучал ложкой, духовка раскалялась, Бася, свившая уютное гнездо из полотенец, притихла в кресле.

Наконец Гамелина завершила осмотр плиты и немного раскраснелась.

— Есть гладкость? — спросила она у меня.

— Ну ты же не разрешаешь трогать руками, — миролюбиво ответил я. — Как я могу знать…

— Одна и та же чушь, — подытожила растрепанная Гамелина. — Сразу руки… Сначала работа! Я про крем спрашиваю…

— Крем удался вполне, — заверил ее я. — Можно я съем его?

— Можно я тебя стукну? — с настоящим чувством спросила Аня. — Нет? Жаль. Дай мне горячую воду.

И она забрала у меня миску.

Она придирчиво осмотрела массу в миске, поставила миску на стол и достала из какого-то своего пакетика банку невероятно иностранной формы — широкогорлую и гранёную.

— Здесь было лечо, — сообщила Гамелина, — когда-то. Нам на косе подарили, давно. А теперь мы тут держим своё. Всякое.

В баночке была какая-то субстанция, отдалённо напоминающая сгущёнку, очень переваренную, буквально дочерна.

— Это патока. Самая настоящая, — гордо сказала Аня, — Эмма её делает сама, я помогаю пока только. Для таких пряников — первое дело. Где вода? Ты уже трёшь имбирь? Я там выложила два корешка, глянь на буфет.

И она щедро вылила патоку в миску. На свету патока оказалась очень чёрной и меньше всего похожей на чью-то душу. Слышно было, как она здоровенной каплей хлюпнулась в «крем». Тут что-то произошло — в воздухе, может быть за окном, а может быть и в духовке — но кухня дрогнула, все мои многочисленные, наспех нацарапанные ловушки на паркетинах заскрежетали подобно столетним капканам. Бася вскинулась в своём кубле и издала длинный утробный рык. Колокол прогудел неподалёку, и сделалось мне совсем тоскливо.

— Ты слышал? — удивилась Гамелина и забрала у меня чашку с горячей водой. — Что-то грохнуло, наверное, подошли два трамвая сразу — иногда так бывает. И искры. А почему ты так побледнел?

— Жарко, — проскрипел я. — Душно… Ты слышишь, чем-то так пахнет странно? Яблоками… кислыми… по-моему. Как из бочки… Фу…

— Ну, уксус у меня свой, яблочный, наверное он, — сообщила Аня и вылила поочерёдно мою горячую воду и «свой уксус» в синюю миску.

— Вот и душа пряников, — буднично сказала Гамелина. — Имбирь готов? Сейчас я всё вымешаю хорошенько, и будет нам тесто.

Она нахмурилась, смешала составные части души, взяла у меня имбирь, сняла марлю и следующие минут пять старательно мяла и душила потемневшее тесто.

— Теперь недолго, — сказала Гамелина. Она потрусила мукой на доску, аккуратно разровняла и выкатила на неё темную субстанцию.

— Плотное и пластичное, — удовлетворённо сказала Аня, — то, что надо. Очень хорошо.

Без всякой жалости она разорвала колобка на четыре части.

— Сейчас я это позаворачиваю, — довольным тоном сообщила Аня, — и в холодильник на час.

Стоило Гамелиной начать распихивать свои заготовки в наш холодильник, как она обнаружила в одном углу кухни пыль, в другом — паука, и сурово поставила мне на вид антисанитарию под креслом.

— Даник, — сказала Аня строго, — вот здесь, и тут вот особенно, что, совсем никто не убирает? Никогда?

— Как это никто? — рассердился я. — Именно я здесь и убираю. Часто.

— Я так и подумала, — ядовито заметила Гамелина. — Уточни, сколько раз ты делал это?

— Что именно тебя интересует?

— Конкретно влажная уборка.

— Всегда поливаю пол слезами, — сообщил я.

— Я так и поняла, — глубокомысленно сказала Аня. — Толку именно что кот наплакал.

Бася возмущённо чихнула.

— О! — отозвалась Гамелина. — Точно! Правда!

— Не обижай мою кошечку, а то я сделаю тебе больно, — мстительно ответил я.

— Да ну? — ответила Гамелина. — Нашлёшь дождь на мой пирог?

— Нет, пыль на твои кастрюли.

— Пыль? — дрогнула голосом Гамелина.

— И пепел… — подтвердил я.

За окном октябрьское небо сыпануло мелким дождичком. Очередная двойка вкатилась на площадь и просигналила длинной трелью — кто-то перебегал пути на красный.

— Ничего другого я и не ждала, — сказала Аня, — от тебя. Пауки, пепел, пыль. Что угодно, чтобы не убирать, ясно уже. Так, ну я буду раскатывать тесто, — важно заметила она. — Хотя и работы тут тьфу, всё равно не пыли, я хотела сказать — не мешай.

— Давай я помогу, — обрадовался я и ухватился за скалку с другой стороны.

— Здесь точность нужна, — ответила Гамелина. — А ты небрежный…

— Ну, да, — сказал я сердито, — это вы, кроты, такие точные. Сплошной нивелир… Сначала долго принюхиваетесь, дальше прислушиваетесь — потом шок.

— Шок сейчас будет у тебя, — пообещала Аня, — и производственная травма по лбу.

— Всё равно ведь промахнёшься.

— Ты прав, скалку марать не буду, — трогательно хриплым голоском проговорила Аня. — Я с тобой потом разберусь. Ответишь мне за всех своих кротов и за пепел тоже.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии / Философия
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза