Читаем Дни яблок полностью

— Колесом, серпом и тёмными тремя.

«Тёмными тремя» — донеслось с пола.

— Творившим, изгонявшим, страдавшим.

«Страдавшим» — завершил нестройный хор.

— Одному хозяину исполнять службу…

«Бу-бу-бу», — проворковали создания.

— Нынче и впредь — ибо чую, зло грядёт.

Пряники помолчали и подтвердили.

— Три креста, полынь и аминь.

Клятва свершилась, кольнуло в пальце, отдавшем пряникам кровь. Немного попрыгали половицы и поёрзал стол.

Кто-то из пряников, конечно же, сказал «амен» — но хорошо, что обошлось без всех этих акаций, змей и градусов… спасибо и за малые милости.

— За мной, мои крошки, — позвал я существ. — Ну, потенциальные крошки, чего кривляться, — уточнил я и стёр мел. — Подойдите ко мне, будем судить и рядить. Возможно, кому-нибудь отломим лапку.

— Угрозы утомляют, — нервно заметила сова.

— Угрюмое уточнение, — ответил я. — Ни к чему не ведущее. Вы — нежить как есть, неясного происхождения, и отношение у меня к вам соответствующее. Или покоритесь, или же будете съедены мной, это в лучшем случае…

— А что в худшем? — надерзила сова.

Я ухватил неистовый пряник и поднял нал всеми.

— Голуби, — сказал я зловеще. — Воробьи, сороки, еще синички — они такие дерзкие. Вообрази — все-все-все они и ты. При этом ты без клювика и лапок. Это плохо или не слишком?

Я отправил потрясенную сову обратно и объяснил остальной выпечке задачу.

— Надо призвать листья, — сказал я. — Сюда. Возможно, немного ветра, но не хотелось бы.

— Что написано в Альманахе? — не сдалась Стикса.

— Откуда ты такая умная? — ответил я и прочёл: «Жду сюда дождя». «Impente Priante Dominus».

— Нет, не дождь. Зачем дождь… Должен быть ветер, как там он? — отозвалась Вальбурга Юбче. — Ventos

— Impente Dominus Vente… ventos. Хорошо, для начала, — одобрил я. — Мне надо, чтоб было: «Жду сюда ветра, что листья несёт». Кто там помнил латынь в нужном объёме?

— Это я, — отозвался жук-божик. — Folia arboribus deciduni, по-моему.

— Простота, — презрительно заявила Вальбурга Юбче и чуть не упала на левый бок. — Ну и что ты сказал? «Листики облетают с деревца…»

— Помоги коллеге, — подбодрил зверорыбу я.

— Introvilet folia huс verbera ventorum, — произнесла Вальбурга Юбче с нажимом и металлом в голосе. Пряники отреагировали вяло. Ёж чихнул.

— Надо сжечь старый веник, — сказал кто-то из самой гущи выпечки.

— Осень — время обострений, — радостно отозвался я. — Потом набрать в кулёк воды и сбросить вниз, очень помогает. Такой звук. Можно налить воду в шарик…

— Нет, не шарик — веник, — упрямился некто. Пряники расступились.

В центре круга оказалась Ёлочка, из-за общей кривизны несколько напоминающая папоротник.

— Значит, веник? Что ещё могло придумать растение. — рассудил вслух я. — Вижу вас всех насквозь, фантазии просто ноль — надеетесь, что меня прикончит стихией? Вы погибнете в тот же миг, кстати.

В среде пряников произошло волнение.

— Ветер звать страшновато, конечно же, но можно так, понарошку… Что там нам надо ещё? Путь, проводник и приманка. Путь я проложу, это нетрудно. Проводника сейчас тоже придумаю, но кто будет приманкой?

— Еда, — отозвался Кавалер.

— Вот так всё возьму и брошу в окно, — сказал я. — Готовили, резали, крошили… На тебе мел — иди обведи стол. Если хоть пылинка влетит или вылетит… Раскрошу, растопчу, не помилую.

Раздалось известное уже хрюкание, сопение и ропот. Ёж удалился. Гневно.

Солнце и Месяц возобновили меловой круг возле пряников и запечатали всё какой-то считалкой, звучащей приторно…

Я открыл балкон и подул в сторону севера. Все необходимые слова пришлось вложить в это дуновение — чуть не вывернулся наизнанку.

— Я же говорила, веник… — заметила Ёлочка, она же Калафьора.

— Тут одного веника мало, — ответил я злобно. — Нужен постоянный контакт стихий: вода, листья, свист, огонь…

— Это просто, — заявила Ёлочка и явно намерилась сделать книксен.

— Тебе, дереву, всё просто, — сказал я. Калафьора сникла.

— Надо налить в таз воды, бросить туда листья, помешать веником и покурить, — раздалось у меня за спиной. — Есть у тебя таз? Лучше медный…

— Ты опять здесь? — спросил я, не глядя. Раздался шорох, шёпот и топот — на балкон вышла сова, зябко подпрыгивая на пряничных лапках.

— Кто-то должен вразумить или посоветовать… — начала сова менторским тоном.

— Теперь я знаю, — заметил я, — сколько совы в совете.

Выпученные глаза-изюминки были мне ответом.

— Три буквы всего, — сказал я. — Тазик — слишком просто. Ну, ладно…

Я припёр на балкон таз, наполнил его (вот той самой — что солнца не видала, набрана ночью, восполнимые припасы из кладовки) и макнул в воду веник, он у нас старый от природы…

— Кручу-верчу — гонихмару хочу, — пришлось сказать. Покрутить, противусолонь — в сторону, угодную северу. И выкурить сигаретку тоже — для гонихмар нужен дым над водой и пепел, пусть и табачный. Не я придумал, но моё наверху, да.

Пряники сидели и стояли в кружочке, раскачивались и пели нечто греческое, как им казалось — горловое, со слезой.

Как всегда, поначалу ничего не произошло.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии / Философия
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза