Читаем Дни, когда я плакала полностью

Дни, когда я плакала

– Ну кто-то же должен отвезти туда все ее коробки.

– Да что ей надо, кроме пары нарядов? Ей не нужно перевозить туда всю свою жизнь, Дезмонд.

О-оу.

– Венди, она будет жить в квартире. И захочет перевезти туда намного больше, чем пара нарядов.

– В этом нет никакой необходимости. Она станет первокурсницей, ради всего святого. Получит место в общежитии. Пусть она сначала обустроится там, как все студенты, а потом уже переедет в квартиру.

– В общежитии может случиться что угодно, там ведь столько народу. Мне намного спокойнее знать, что моя девочка живет в квартире.

– Я жила в общежитии два своих первых года в Колумбийском университете. И ничего со мной не случилось. Я считаю, что Куинн лучше начать с общежития. Это научит ее благодарности.

– Ты хочешь сказать, что она неблагодарная?

Они говорят обо мне так, словно меня здесь нет.

– Ты купил ей «Мерседес» на восемнадцатилетие. Знаешь, на чем ездила я, когда мне было восемнадцать?

– Венди, пожалуйста, не начинай!

Они больше не говорят об этом. Они по-прежнему держатся за руки, но они словно коченеют. Музыка всё еще играет, но в ней уже нет особого смысла.

Когда мы приезжаем в «Олив Гарден», папа обегает машину, чтобы открыть маме дверь. Но, идя к ресторану, они не держатся за руки. Это расстраивает меня сильнее, чем я ожидала.

Официант усаживает нас в кабинку. Мама с папой садятся с одной стороны, но расстояние между их локтями кажется гигантским. Обеденный зал заполнен парочками и группами, тихие разговоры едва слышны на фоне акустической музыки с вкраплениями звона серебряных столовых приборов о тарелки. Мы окружены белыми людьми, как это обычно бывает в этом районе города.

Я жду несколько минут, оглядывая обеденный зал, прежде чем снова уставиться на пространство между моими родителями.

– Можно мне сегодня переночевать у подруги?

Они оба поднимают глаза над меню.

Папа спрашивает:

– Дестани? Конечно, милая. А другая девочка тоже там будет? Как ее зовут?

– Джиа, – отвечает мама, не отрывая взгляда от меню.

– Она мне никогда особо не нравилась, – говорит он.

– Ее отец жертвует Хейворту много денег, – говорит мама. – Ей особо не приходится сталкиваться с последствиями ее действий, и это видно.

– Она всегда называет нас по имени, – говорит папа. – Привет, Венди. Привет, Дезмонд. Это… – он возвращается к меню, качая головой. – По крайней мере, Дестани всегда вежлива.

– Ага, но Дестани начинает повторять за Джией, – мама смотрит на меня. А я обычно повторяла за Дестани, так что…

– Это не Дестани, – говорю я, скрестив руки на столе.

Они оба поднимают на меня удивленные взгляды.

– Ее зовут Оливия Томас.

– А где она живет? – спрашивает папа.

Я отвечаю не сразу. Я не хочу лгать. Я уже достаточно лгала им за свою жизнь.

– В Восточном Остине.

Они оба хмурятся.

– И она учится в Хейворте? – спрашивает он.

– Она на стипендии.

Мама оценивающе кивает.

– Она, должно быть, очень умна.

– Да, это правда так, – улыбаюсь я. – Она главный фотограф ежегодника. И очень талантлива.

Они оба снова поднимают свои меню.

Мама говорит:

– Это прекрасно.

Папа листает свое меню так, словно не собирается заказать всё то же самое, что заказывает всегда (стейк полной прожарки с феттучини Альфредо), а потом спрашивает меня:

– Ты посмотрела те квартиры, что я тебе отправил?

Вот что он делает: отправляет мне ссылки на разные квартиры в Нью-Йорке. Раньше я просматривала их, изучала, представляла, как живу в них, но потом делать это стало слишком больно.

– Мне понравились первые три, – говорю я.

Он поднимает глаза.

– Я отправил тебе всего две.

У меня отвисает челюсть. Я говорю:

– Ну да, это я и имела в виду. Мне понравились обе.

– Куинн Джексон.

Началось!

10 вопросов о Колумбийском университете, которые задает папа до того, как нам приносят еду

1. Ты ведь даже не открыла письмо, так ведь?

2. Ты планируешь стать бездомной?

3. Ты понимаешь, что чем дольше ты ждешь, тем выше становится рента?

4. Ты знаешь, как дорого жить в Нью-Йорке?