– Привет, Оди, – смущенно говорит она, – можно тебя на минутку?
Воздух вокруг накаляется.
– Моя комната вон там, – говорю я, уводя Имани и Картера по темному коридору и оставляя Оливию и Одена одних в этом неловком напряжении.
Когда я включаю свет, Имани отпускает мою руку. Я стою в дверном проеме, оглядывая свою комнату, словно тоже вижу ее впервые.
Пустые розовые стены, туалетный столик с многочисленной косметикой, стол с кучей разбросанных бумаг, кокосовым маслом и пластинками для граммофона.
Имани пищит от восторга, бежит вперед и запрыгивает на кровать, разглядывая розово-желтый цветочный рисунок на одеяле.
– Какая большая кровать, – говорит она, – как у мамушки. Правда, Картер?
– Точно, – его голос звучит прямо у моего уха, и у меня по спине бегут мурашки. Он обходит меня и присаживается на край матраса, осматриваясь вокруг.
– Это не я выбрала такую краску для стен. Они были розовыми с тех пор, как я родилась.
Картер наклоняется вперед, положив руки на бедра. Я всматриваюсь в него на своей кровати, пытаясь отпечатать этот образ в памяти.
– А в какой цвет ты бы их выкрасила? В светло-голубой?
От удивления у меня перехватывает дыхание.
– Честно говоря, да. Как ты догадался?
– Это очевидно, – он пожимает плечами, усмехаясь, – я наблюдательный.
Я улыбаюсь. Этот ответ мне уже знаком.
– Твои ногти всегда того же цвета, что и чехол телефона, – поясняет он.
– Я тоже люблю голубой цвет! – кричит Имани, соскакивая с кровати и подбегая к моему столу.
Он присоединяется к ней, и они начинают просматривать мои пластинки. Я сижу на кровати в ожидании их реакции на мои альбомы Мэри Джей Блайдж и Лорин Хилл.
– Знаешь, это прозвучит малость безумно. Но я думал, что у тебя все стены будут в списках, – он поворачивается, полуприсев на стол, в то время как Имани находит мою коробку с лаками для ногтей.
– Для списков у меня есть дневник.
Он кивает.
– Да, зачем развешивать свои чувства на стенах? Ты ведь не собиралась никогда и ни с кем ими делиться. Верно?
– Ты так говоришь, будто в этом есть что-то нездоровое, – я цепляю нитку на своей пижаме.
– Ты сама сказала, что это отвратительная привычка.
Я усмехаюсь, поднимая взгляд.
Он подходит ко мне, держа руки в карманах.
– Так что же ты делаешь теперь, когда у тебя нет дневника?
Издав смешок, я вырываю нитку и скатываю между указательным и большим пальцами.
– Выплескиваю чувства.
– Выплескиваешь? – спрашивает он, останавливаясь передо мной.
– Говорю и делаю
Его глаза смотрят на меня так, будто помнят, что мы едва не поцеловались всего несколько минут назад. Я опускаю взгляд, потому что у меня нет той смелости, что была, когда шел дождь и мы словно находились на нашем личном маленьком острове. Имани подбегает ко мне с моим светло-голубым лаком.
– Можешь накрасить мне ногти этим цветом?
– В следующий раз, Имани, – говорит Картер.
Она поворачивается к нему, надувая губки.
– В следующий раз точно накрашу, – заверяю я ее.
Она улыбается и кладет лак на место.
– Пойди найди Ливви, скажи ей, что мы уезжаем.
Девочка подскакивает, выбегает из комнаты и зовет:
– Ливви!
Мы остаемся вдвоем.
– Просто чтоб ты знала: я считаю, что всё, что ты говоришь и делаешь, – идеально. – Он проходит мимо меня к двери. – Не помешало бы, чтобы ты говорила и делала еще чуть больше.
– В каком плане? – спрашиваю я, наклонив голову.
– В плане твоих чувств! – Он переступает через порог, бросая на меня последний взгляд, прежде чем скрыться в коридоре. У меня перехватывает дыхание.
Глава 18
Причины, по которым этой ночью я не сплю
Шантажист наконец снова присылает мне сообщение этой ночью: «У тебя есть время завтра до полуночи сделать что-нибудь еще».
Я отправляю скриншот Картеру.
Картер спрашивает: «И… что это будет? Хэтти? Колумбийский университет? Дестани?» Потом отдельным сообщением: «Мэтт?» Словно ему пришлось приложить усилия, чтобы заставить себя упомянуть его в качестве возможности.