Дни, когда я плакала

Когда до конца урока остается десять минут, мистер Грин разрешает нам написать наш сценарий. Но я и рта не могу открыть, как и Картер.

– Ваши предположения, кто мог бы сыграть Кеннеди? – Оден обеспокоенно смотрит на нас двоих.

Мы ничего не отвечаем.

– Я хочу быть правительством.

Меня так и подмывает спросить его: «Всем правительством целиком, Оден?», но я молчу.

– Знаете, – со вздохом произносит Оден, – я сегодня разговаривал с Оливией.

Я поднимаю голову. Картер тоже.

– Я позволил ей объяснить, почему она меня отвергла. И теперь чудесным образом мне стало намного лучше. Мои чувства задеты, не поймите меня неправильно, но теперь я знаю, что ее отказ больше связан с ее прошлым, чем непосредственно со мной.

Кажется, что он пытается убедить меня поговорить с Картером, и мне это не нравится.

Раздается звонок. Мы так и не решили, кто будет играть Кеннеди или «правительство», так что мы по-прежнему отстаем. Оден вздыхает, собирает свои вещи и уходит.

Я в спешке хватаю учебники, потому что не хочу выходить из кабинета вместе с Картером. Но, хоть мне и удается выскочить первой, он нагоняет меня в коридоре.

– Куинн, – говорит он, беря меня за руку. Я едва не шиплю от его прикосновения. Он поднимает руки вверх. – Прости! – Но он продолжает идти рядом со мной. – Я хочу извиниться. Я вторгся в твое личное пространство и легкомысленно воспользовался твоим доверием.

Дыра болит и пульсирует.

Мы уже у выхода, и он придерживает передо мной дверь. Потом мы вместе идем к парковке, обходя группы школьников. Тем не менее он держится рядом со мной.

– И еще я хочу извиниться за то, что не пытался понять твои чувства и пытался приуменьшить значение того, что я сделал с тобой. Я поступил ужасно. Это было не просто неуважительно, а жестоко и… гадко.

Должно быть, поэтому я и чувствую такое отвращение.

– Но я готов сделать что угодно, чтобы загладить свою вину перед тобой. Я хочу вернуть твое доверие и думаю, что единственный способ для этого – полностью раскрыться перед тобой.

К этому времени мы уже доходим до машины. Я открываю заднюю дверь и закидываю учебники и рюкзак на заднее сиденье.

– Я должен быть предельно откровенным, обнажиться перед тобой, – он поспешно объясняет: – Не физически, а эмоционально, как я заставил тебя открыться передо мной.

Я смотрю на тротуар между нами. Его тело загораживает от меня водительскую дверь. Я хочу обойти его, сесть в свою машину и уехать.

Он, должно быть, читает мои мысли, потому что тут же отходит и открывает мне дверь.

– Потому что сегодня я осознал – именно это я и сделал с тобой. Я вынудил тебя обнажиться передо мной прежде, чем ты была к этому готова. И мне ужасно стыдно за то, что я натворил.

Мои глаза теплеют. Как ему это удается? Как он укладывает в слова именно то, что я чувствую сегодня весь день? Мне никак не удавалось понять, почему я испытываю такую злость и отвращение, и вот оно. Всё именно так.

– Я хочу дать тебе это, – он лезет в карман штанов и достает свернутый тетрадный лист. Эта бумажка выглядит опасно, как и всё, чего я сейчас не хочу, но всё, в чем я нуждаюсь.

Я обхожу его вытянутую руку, сажусь в машину и закрываю дверь.

– Пожалуйста, Куинн, – он стучит в окно. – Я не жду, что после этого ты со мной заговоришь. Ты даже не обязана это читать. Просто возьми, пожалуйста.

Я смотрю вперед, сопротивляясь желанию взглянуть на него. Мне любопытно, что там. Он сказал, что хочет быть со мной настоящим. Что, черт возьми, может быть на этой бумажке?

Меня особо не нужно убеждать. Даже сопротивляясь, я знаю, что сама себя изведу, если не возьму ее. Я опускаю стекло, хватаю свернутый лист и сразу же поднимаю стекло, чтобы он не успел сказать что-нибудь еще, из-за чего я захочу простить его. Моя решительность уже покидает меня, я чувствую.

Он медленно отходит от моей машины, засунув руки в карманы, потом поворачивается и идет к автобусной остановке. Я смотрю на него в зеркало заднего вида, пока не открывается пассажирская дверь и в машину не прыгает Ливви.

– Быстрее, Куинн! Задави этих сучек на хрен! – она указывает на Джию и Дестани, проходящих перед моей машиной.

Я улыбаюсь. Кажется, впервые за этот день.

– Но серьезно, – говорит она, поворачиваясь ко мне, – когда мы их уничтожим?

Я снова поворачиваюсь к окну, наблюдая, как они вместе смеются.

– Скоро. Но сначала я должна рассказать моим родителям правду о Колумбийском университете.

Глава 24 Проявления духа Хэтти

Всё будет очень плохо.

Родители месяцами планировали мою жизнь в Нью-Йорке. Черт, да они планировали ее всю мою жизнь.

Всё будет очень-очень плохо.

Ливви держит меня за руку. Я сжимаю ее, пока мы идем по прихожей. Я замечаю письмо о приеме в Колумбийский университет в рамке на стене, когда вхожу в гостиную. Бумаги с мамиными заметками выстилают журнальный столик. Она рассказывает папе о деле, над которым сейчас работает, и он слушает ее, сидя на полу с бокалом вина в руке. Они выглядят так мило и здорово, а я вот-вот разрушу эту чудесную картину.