– Куинн, детка, ты не могла бы принести из бара бутылку с вином? – говорит мама, жестом указывая в сторону кухни. – О, здравствуй, Оливия.
Я иду на кухню и замечаю, что на стене всё еще висит поздравительный баннер. Мое сердце бьется всё быстрее.
– Ты ведь тоже в выпускном классе, да? – спрашивает папа Оливию, когда я вхожу в гостиную.
– Да, сэр.
– А где ты будешь учиться в следующем году?
– В Техасском государственном, – отвечает она.
– О, впечатляет.
Я протягиваю родителям бутылку вина.
– Что вы двое задумали? – спрашивает мама, заметив, что мы продолжаем стоять за диваном.
– Ничего, – нервно говорю я.
Ливви смотрит на меня. Она разводит руки в стороны, словно отодвигая всё плохое.
– Просто скажи им.
– Просто скажи что? – спрашивает отец.
– Мама, папа, мне нужно кое о чем вам рассказать.
Мама напряженно хмурит брови. Папа придвигается вперед.
– И о чем же?
– О Колумбийском университете… Я не могу туда поехать.
Он тут же бросает взгляд на Оливию, словно она дьявол, убедивший меня разрушить свое будущее.
– Конечно, можешь, – говорит отец, поворачиваясь ко мне. – Мы съездим туда на следующей неделе. Забронируем квартиру…
– Папа, я не еду.
– Нет. Ты. Едешь.
Ливви щипает меня за руку: «Просто скажи».
– Папа, я не могу поехать, потому что я не поступила.
В доме воцаряется оглушительная тишина.
– У нас есть письмо о том, что тебя приняли, – говорит мама, указывая на рамку на стене.
– Оно ненастоящее. Я сама его написала.
– Что ты сделала? – папа встает. – И где ты собираешься учиться, Куинн? Какого черта? – он ставит бокал на стол и начинает ходить туда-сюда.
– Ты поступила в какой-нибудь колледж? – спрашивает мама.
– Ни в один из тех, который вас устроил бы. Даже Техасский университет отправил меня в лист ожидания.
У папы перехватывает дыхание.
– Ты что, шутишь? Я думал, у тебя с учебой всё хорошо. И с твоим средним баллом – у тебя же тридцать четыре.
– Двадцать четыре.
– О боже! – кричит отец. Он наклоняется, хватая себя за колени. – Мы же всем сказали, что ты едешь в Нью-Йорк! Мы напечатали это на приглашениях на твой выпускной! Мы продали землю Хэтти, чтобы ты училась в Нью-Йорке! Как ты могла так поступить?
Кровь застывает у меня в жилах.
– Подожди. Вы продали землю Хэтти?
– Ты знаешь, как дорого обходится учеба? К тому же Нью-Йорк – самый дорогой город для жизни. Ты в курсе, кому за всё это пришлось бы платить?
– Так вы
Он растерянно смотрит на меня.
– Конечно нет, Куинн. Она на складе.
Мои ресницы трепещут. Слава богу! Ее мебель не разошлась по домам незнакомцев. Ее кресло не стоит в гостиной у Одена.
– Вы должны выкупить дом и землю обратно.
– Мы уже обналичили чек, Куинн. Покупатель переезжает в следующие выходные.
– И когда вы планировали рассказать мне?
– А когда ты планировала рассказать нам? – кричит папа в ответ.
Мама встает и кладет руку папе на плечо.
– Может, нам стоит сделать перерыв?
Земля Хэтти. Ее дом. Всё мое детство безвозвратно потеряно…
– Куинн, отвези Оливию домой. Нам с твоим папой много чего надо обсудить.
Я стою как вкопанная, у меня трясутся руки.
– Иди! – кричит папа.
Я хватаю Ливви за руку и тяну за собой из дома на улицу.
– Куинн, притормози! – Я отпускаю ее, когда мы доходим до машины.
Я не была на участке Хэтти с того дня, как ее у меня забрали, прошло больше года. А теперь он продан, потерян навсегда.
– Знаешь что? Нет. Я не повезу тебя домой. – Я смотрю на нее поверх крыши машины. – Мы поедем домой к Хэтти.
Когда мы подъезжаем к воротам Хэтти в дальней восточной части Лиандера, на меня накатывают воспоминания. Мы смотрим, как отъезжают ворота, и мне кажется, что внутри меня распахиваются такие же ворота. Я медленно еду по длинной гравийной дорожке, вспоминая каждое деревце, что мы проезжаем. Некоторые повороты настолько крутые, что кажется, будто дорога вот-вот исчезнет и мы заедем прямо в лес.