— Хотя, ты, — сказал Иаил, обращаясь к Лираз. — Так обворожительна. Кажется, у меня возникнет потребность в новых банях, когда я перееду в эти апартаменты. — Он взглянул на мертвую девушку на полу и улыбнулся, отчего его белый шрам сморщился и между губами и остатками носа пролегли складки.
Лираз натужно рассмеялась; Акива слышал в этом смехе слабость, и то, как сестра борется с ней.
— Ты не можешь доверять ему, но считаешь, что можешь довериться мне?
— Конечно, нет. Но я никогда не доверял женщинам. Этот опыт достался мне трудным путем, — он потянулся, чтобы дотронуться до своего шрама, а когда прикоснулся к нему, бросил мимолетный взгляд на Акиву. Это было лишь мельком, но этого было достаточно.
Акива знал, кто порезал Иаила.
Азаил поднялся с колен. Ему пришлось сделать над собой большое усилие, но, когда он заговорил, на лице играла ленивая улыбка:
— Я всегда мечтал стать банщиком, ты должен взять меня взамен. Я много приятнее, чем моя сестренка.
Иаил в ответ лениво улыбнулся:
— Ты не в моем вкусе.
— А ты как-то вообще ни в чьем вкусе, — сказал Азаил. — Хотя, постой. Беру свои слова назад. Мой меч говорит, что хотел бы узнать тебя получше.
— Боюсь, что должен отказаться от подобного удовольствия. Видишь ли, меня уже целовали мечи.
— Сложно не заметить.
— Фестиваль, — резко сказал Акива, и все глаза устремились на него. Он же смотрел только на Иаила. — Это моя мать порезала тебе лицо. — Он не хотел говорить о своей матери с Иаилом; ему не хотелось открывать дверь в дядины воспоминания, все, что находилось по ту сторону, не могло быть ничем иным, кроме ужаса, но ему нужно было выиграть время. И… он надеялся, возможно, ее имя было ключом к разгадке сиритара. Которого у него не было.
— Неужели до тебя дошло? — сказал Иаил. — Знаешь, а ведь это могла бы быть, возможно, самая приятная часть дня. Когда ты предположил, что Иорам ее убил? Хотя, он, конечно, мог. Но, на самом деле, он отдал ее мне.
Отдал ее? Акива не мог об этом думать.
— Она не может быть причиной твоей ненависти к стелианцам? Всего одна женщина?
— Ах, но это не просто какая-то там женщина. Женщины есть везде, красивые женщины почти везде, но Фестиваль была дикой, словно буря. А бури творят ужасные вещи. — Он снова посмотрел на Лираз. — Захватывающие. Сродни штормовикам. Нет ничего более захватывающего, чем штормы в гневе. — Он кивнул солдату. — Взять ее.
Акива вытолкнул себя, оказавшись перед солдатом; он чувствовал себя таким медлительным, вялым. Азаил тоже начал действовать. Лираз удалось взмахнуть мечом, но тот был встречен мечом Доминиона, который выбил его из ее ослабших рук, и с глухим стуком упал на груду тел из Иорама, Иафета, Намаиза и Мизориаса. Разоруженная или нет, она не была напугана.
— Убей меня вместе с братьями или ты пожалеешь об этом, — выплюнула она.
— Теперь, я оскорблен, — сказал Иаил. — Ты умрешь вместе с ними, раньше, чем потрешь мне спинку?
— Тысячу раз.
— Ох, моя дорогая. — Он прижал руку к сердцу. — Вот видишь? Понимая это, убивать вас становится еще приятнее.
Солдаты приближались.
Два десятка Доминионов с руками мертвых ревенентов, а Азаил все еще воевал со смертью, пока его собственная не пришла за ним.
Его широкий клинок ударил солдата в лицо. Лезвие пришлось прямо в кость, и когда солдат начал падать, то весом своего тела потянул Азаила за собой, так что выпад, пришедшийся по нему, ударил слишком глубоко. Меч скользнул под поднятой рукой, где не было ни брони, чтобы защитить, ни пластины, ни даже кожи. Он проткнул его насквозь и вышел между крыльями. Азаил в недоумении замер, посмотрел на Акиву, затем опять на меч. Он выронил свой собственный, оставив попытки высвободить его из черепа, в котором тот был зажат, и так же, как и Хеллас, он потянулся к клинку, который был от него в стороне. Но руки не слушались. Азаил сомкнул эфес в ладони, и рухнул на колени, а Акива видел это сквозь вспышку ясности, в которой так отчаянно нуждался ранее.
Сиритар пришел слишком поздно. Сродни тому, как пачкаются в крови, уже после совершения убийства.
Азаил пал. Лираз бросилась на колени, чтобы подхватить его.
Акива ощутил во всем великолепии света вопль, который раздался изо рта его сестры. Он слышал, как она вопит от горя, и видел это. Этот звук обладал формой, он был светом, все было светом, и все печалью, и Лираз пыталась удержать голову Азаила, пока его глаза стекленели, но ее схватила пара Доминионов и голова Азаила рухнула на пол. Акива знал, что его брат мертв, еще до того, как голова того упала на кафель, и звон, который он услышал у себя в черепе, походил на тысячи крыльев, взмывавших в небеса Хинтермоста.
На сей раз никаких птиц. Или если это были они, то это небо помогло им, само небо, которое в тот момент... дрогнуло. Снаружи, над городом и над морем, как будто его схватили в большой кулак и потянули, небо покачнулось. Оно поскользило. Оно съежилось, сжавшись в одну точку, и потащило все к своему центру: к Башне Завоевания. Небо было непрерывным мотком нити, так что движение ощущалось по всему Эретцу.