Дни мародёров (СИ)

Валери слегка нахмурилась. Она проверяла щенят Рейема на наличие клещей, щенята попискивали и облизывали ей руки.

— Мы уже говорили об этом, Ремус, — прохладно сказала она. — Доктор Джекилл серьезно болен…

— И я догадываюсь, чем именно! — отрывисто сказал Ремус. — Я видел его рану, я видел такие и раньше! — он сорвался с места и подошел к Валери. — Его покусали. Оборотень покусал!

Валери молчала. Ремус истолковал это молчание по-своему и распалился еще больше.

— Валери, ты не должна делать это, ты хоть понимаешь, как это опасно?!

— Это кто сейчас говорит? — со смехом спросила она, укладывая щенят обратно в вольер.

Ремус осекся, осознав, какую глупость сморозил.

— Все равно, — слабым голосом сказал он, слегка обезоруженный её улыбкой. — Его покусал оборотень? Поэтому ты так с ним…

Он хотел было сказать «носишься», но не осмелился.

— Его действительно покусали, — Валери закончила с волчатами, и перешла к другой клетке. Ремус проводил её горящим взглядом. — Но не оборотень. Раны, нанесенные зубами оборотня, быстрее затягиваются под воздействием их слюны, к тому же у этого зверя клыки и форма челюсти совершенно другая…

— Тогда почему бы ему не обратится к мадам Помфри, или не вылечить себя самому? — сердился Ремус. — Не понимаю, почему ты должна этим заниматься?!

— Я его близкий друг. Он обратился ко мне за помощью.

— Близкий, вот как. Насколько близкий? — Ремус снова подошел к ней.

— Мне не нравится твой тон, — холодно сказала Валери. В отличие от Ремуса, она была совершенно спокойна, стояла и смотрела на него, сцепив руки в замок.

— Валери, мне тоже много чего не нравится, но тебе на это, похоже, наплевать! — беспомощно крикнул Ремус, раскинув руки. — Думаешь, мне легко видеть, как вы… как он… или слушать, что о вас говорят в школе? Или видеть, как он расхаживает перед тобой почти нагишом, пока ты перевязываешь ему раны!

Валери слабо усмехнулась и поспешно прикрыла губы, отворачиваясь, но Ремусу этого хватило, чтобы окончательно выйти из себя.

— Вот! Вот это то, о чем я говорю, у меня такое чувство, будто ты смеешься надо мной! Постоянно! Мы проводим вместе почти каждую ночь, а днем ты не расстаешься со своим Генри, и не смеешься над ним, когда он заговаривает о семье…

Валери нахмурилась.

— …в то время, как стоит мне заговорить об этом… Ты, наверное, думаешь, что я не думаю, не понимаю, о чем тебя прошу? — Ремус облизал пересохшие губы. Валери и не думала смотреть ему в глаза, кажется, опять не слушала его, а просто ждала, когда он выговорится и успокоится. Тогда Ремус порывисто подошел к ней, схватил её за руку (получилось довольно грубо, хотя он планировал сделать это нежнее, и вообще, в другой обстановке), и решительно встал на одно колено. Мокрая трава немедленно промочила штанину насквозь, но Ремус этого почти не почувствовал, захваченный величиной принятого решения. Валери удивленно уставилась на него, но, прежде чем он успел открыть рот, высвободила руку, и отступила.

— Ради всего святого, встань, Люпин! — глаза у неё были испуганные, и даже возмущенные. — Что ты творишь?

Ремус постоял еще секунду, чувствуя себя так, словно на него ушат ледяной воды вылили, а потом резко вскочил и отряхнул штанину.

— Значит, я был прав. Ты выбрала его, — чуть задыхаясь сказал он, стоя перед ней, с красными ушами, но очень прямой спиной, несмотря на обрушившееся на него унижение.

— Вовсе нет, — строго сказала Валери. Сейчас казалось, что они играют в игру — кто лучше сыграет хладнокровие, красноухий Ремус, или она, с горящими щеками. — Просто я знаю, что сейчас в тебе говорит упрямство и желание настоять на своем, иначе ты бы этого не сделал.

— Сделал! — воскликнул Ремус. — Валери, да пойми же, я люблю тебя, я не могу смотреть, как ты нежничаешь с этим человеком, не могу вечно тебя с кем-то делить! Я много раз говорил тебе, что хочу, чтобы мы были вместе, открыто, так, чтобы нам не нужно было ото всех скрываться! А если ты стыдишься отношений с оборотнем, лучше так и скажи!

Валери, которая все это время просто смотрела на него, вдруг заливисто рассмеялась.

— Мой милый, милый Ремус, — она обняла его за пояс. — Как тебя вообще можно стыдиться? — легкая рука легла ему на щеку, большой палец ласково скользнул по шрамам. Ремус прикрыл глаза, почувствовав моментальную слабость в руках и ногах. — Ты — самое лучшее, самое чистое и светлое, что только было в моей гадкой жизни.

Ремус открыл было рот, чтобы возразить, но она прижала прохладные, пахнущие травой пальцы к его губам.