Дни мародёров (СИ)

В самом начале этого ужаса ей казалось, что Мальсибер просто мстит ей за старые обиды, и скоро его отношение изменится — ему станет на неё наплевать. Но потом она поняла, что, в тот день, когда она заключила с ним договор, влезла в клетку с мантикорой. И нет смысла ждать, что в один прекрасный день эта мантикора станет единорогом. Надо привыкать к тому, что у неё есть когти, клыки, и что она может в любой момент на тебя броситься. И она привыкла. Не сразу, конечно, но очень скоро её перестали удивлять его привычки, как, например, привычка на людях строить из себя самого вежливого и обходительного джентльмена, а наедине срываться на неё, изводить и распускать руки за то, что она посмела поспорить с ним при одноклассниках. Генри носил на мизинце гигантский фамильный перстень — эта платиновая сучка стала личным врагом Роксаны за этот месяц, и уже оставила на её щеке крохотный шрам. И это, если не считать других привычек — хрустеть пальцами, визгливо смеяться и раз за разом больно наматывать на кулак её волосы во время отвратительных и болезненных соитий. Сначала она думала, что он ненавидит именно её, но очень скоро поняла, что для Мальсибера она — не более, чем игрушка. Пока что ему интересно разбирать её на части и колотить об пол. Когда станет не интересно… об этом лучше не думать. До тех пор отец, или Люциус что-нибудь придумают, а пока она будет стараться поддерживать в нем этот интерес. Парадокса ужаснее в её жизни еще не случалось.

В детстве Роксана презирала Нарциссу за то, что большую часть времени та проводила с замороженным лицом, не улыбаясь и никак не реагируя на то, что творится вокруг. Теперь её собственное лицо стало таким же. Зализывая раны, обильно замазывая синяки и ссадины тональным кремом, Роксана все больше и больше обрастала слоем тупого безразличия к собственной судьбе. И если бы не ободряющие письма из дома, в которых родные сообщали о том, что Абраксас ведет секретные переговоры с Отделом Тайн и юристами, пытаясь найти способ отменить действие Обета, утешали и обещали, что этот кошмар с «перемирием» скоро непременно закончится, Роксана наверняка наложила бы на себя руки. Впрочем, она итак уже давным-давно не чувствовала себя живым человеком, потому что Мальсибер методично убивал все то, что приносило ей хоть какое-то удовольствие. Это приносило удовольствие ему. За этот месяц он уничтожил все её запасы сигарет, огневиски, пластинок, книг и кассет. Все попытки Роксаны возмутиться карались насилием за запертой дверью, так что очень скоро у Роксаны пропал и к сексу как таковому — сама мысль о нем вызывала панику и желание спрятаться в какой-нибудь темный и безопасный угол, туда, где не будет издевательств, унижений и шелеста вытягиваемого из-за пояса ремня с тяжелой пряжкой…

И если поначалу она еще как-то сопротивлялась и барахталась, то теперь ей все чаще становилось все равно, что происходит и почему. Лишь бы только он её не трогал. Буквально. Лишь бы дал ей передохнуть от своих рук, дыхания и голоса. А самое главное — от боли. Чтобы избежать последнего, Роксана научилась проглатывать все свое недовольство, кивать, соглашаться и опускать взгляд. Плевать. Плевать на все.

Другой бы сказал, что не все в её жизни так плохо, ведь взамен этих удовольствий Роксана получила другие. Несмотря на свою любовь к зверствам, Мальсибер строго соблюдал их договор, и Роксана, как официальная невеста, могла беспрепятственно тратить его деньги на всё, что считала нужным. Правда «всё» ограничивалось, в основном, ерундой, вроде шмоток, обуви, косметики и прочего. Роксана всегда была довольно неразборчива в этом плане, пользовалась тем, что удавалось достать, а иногда и стащить, ведь очень часто родственники в качестве наказания перекрывали финансовый поток, и она оставалась на мели. Теперь же Мальсибер требовал, чтобы она выглядела «как подобает», и поэтому в скором времени комната Роксаны пополнилась резным лакированным шкафом, где чинно висела сшитая на заказ одежда, полкой с обувью, светильниками и тканями, закрывающими кое-где каменные стены. Кроме того, пространство комнаты волшебным образом расширили, чтобы влезла новая кровать (иногда Мальсибер оставался у неё ночевать), а у стены разместили исполинский туалетный столик, до отказа забитый лучшей волшебной (а иногда и магловской) косметикой.