— Я вернулась в четыре часа… — В половине пятого, — уточнила из прихожей Элен. — Церковный колокол как раз прозвонил половину часа. — Вот видишь, она знала… — Не вмешивай мою мать в свои дела!.. Где ты была? Чем занималась после театра? Он кричал все громче и громче. Бланш проснулась и заплакала.
— Мы ужинали с друзьями в кафе «Париж»… — Какими еще друзьями? — Ты их не знаешь… — Твой отец был с вами? — Да… Ах, нет… Но что это меняет? Я давно уже не ребенок! — Ты моя жена! И я не хочу, чтобы моя жена где-то шлялась по ночам! — Тебя тоже приглашали, мог пойти со мной! И ты никогда не интересовался, что я делала, когда исчез год назад… Дай мне! Она протянула руку.
— Что тебе нужно? — Дай мне кофе!.. И хватит крутить ручку! Томас встал и бросил кофейную мельницу в раковину. — Вот тебе твой кофе! Больше никогда не будешь ходить неизвестно куда! Никогда! Ты слышишь? Я должен знать, где ты и с кем! Сегодня я возвращаюсь в пять часов, постарайся быть дома! Он вышел, хлопнув дверью, и на кухне воцарилась тишина. Бланш перестала плакать. Элен вошла в кухню, держа ребенка на руках. Полина собрала ложкой разбавленное водой кофе из раковины и вылила смесь в кастрюлю.
— Вместо того чтобы развлекаться, — бросила Элен, — вы бы лучше занимались дочерью! — Вы же не даете мне дотронуться до нее!.. Дайте я подержу! Она протянула руки к ребенку. Элен отступила. — Мне кажется, вы с удовольствием бросили бы ее! — Вот видите! — Вас не назовешь ни матерью, ни женой!.. Достойная женщина не гуляет ночью без мужа и не возвращается на заре!
— Мне от вас ничего не нужно! Оставьте меня в покое!.. Схватив чашку с кофе, она скрылась в чулане и закрылась там. Вышла перед обедом, надев другое платье, тоже красное. У Полины опять появилась возможность выбора туалета. Томас продал несколько картин другу своего кузена, некоему Тюрье, торговавшему картинами. И ему хорошо платили в газете. У него появилась возможность отдавать деньги матери и жене. Элен откладывала свою часть; кроме того, она снова стала давать уроки. Во время своего отсутствия, доверяла Бланш кормилице.
Денег, что получала от мужа Полина, было далеко не достаточно, чтобы покупать имевшиеся у нее наряды. Большинство платьев она получала от Ирен, ее подруги. Та отдавала ей наряды после того, как надевала их раз или два, а иногда вообще ни разу, в особенности те, что отдавала перешивать своей портнихе.
Заботясь о Полине, Ирен часто имела возможность встречаться с Томасом. Но ей пока не доводилось увидеть его без свидетелей. Любезность, с которой она общалась с Томасом, наверняка была способна воспламенить любого из известных ей мужчин. Но не его. Ирен догадывалась, что он все еще любит свою жену. И она понимала, как они не подходили друг другу! Томас ничего не понимал в этой женщине. Ей был нужен хорошо понимающий мужчина, относящийся к ней по-отечески… И блестяще воспитанный… Томас же казался слишком неотесанным… И Полина не обладала даром отшлифовать его… Разумеется, для того, чтобы он стал известным и был принят в светском обществе… Генри, похоже, интересовался им только как художником. У него, несомненно, было чутье, у нашего дорогого Генри… Интересно, понимала ли эта малышка, каким красавцем был ее муж? Были ли у Ирен шансы? Красавчик, возможно, гениальный художник, нечто новое для нее… Но такой наивный…
Полина вернулась часа в четыре. Томас смог выбраться домой только в восемь часов. Едва они сели за стол, как начал расспрашивать Полину о «друзьях», с которыми она ужинала. Жена назвала ему пять или шесть имен, мужчин и женщин, все они были незнакомы ему. Томас обвинил ее во лжи, разнервничался и опять раскричался. Полина встала и скрылась в своем убежище. Она перенесла туда постель и оформила свой собственный мирок из нескольких предметов мебели, со шкурой вместо ковра. По стенам развесила в качестве украшения свои яркие платья. Томас хотел зайти к ней, но Полина заперлась на ключ и не впустила его.
На следующие дни ситуация стала повторяться. Когда муж уходил, она тоже выбиралась в город. Когда Томас возвращался, Полина уже была дома. С наступлением ночи она запиралась «у себя». Однажды вечером он попытался войти к ней, вырвал ручку и принялся ломать дверь. Томаса остановил крик Бланш. На следующее утро он сел на поезд в Трувиль.
Он уже приезжал несколько раз в курортный городок, обычно на несколько дней, когда одолевало желание рисовать. Полина никогда не соглашалась сопровождать его. У нее остались воспоминания, связанные с пляжем, попрежнему ранившие ее. Томас даже не догадывался об этом. Для него Трувиль оставался воплощением моря, неба и бесконечного света.
Во время одной из таких поездок он познакомился с Тюрье, торговцем картинами, приехавшим на отдых вместе с Генри. Тюрье приобрел у него три картины и отобрал еще десять, которые собирался захватить с собой в Америку, где устраивал выставку молодых французских художников.