— Выдумка очень хорошая. Мне она не приходила в голову. Но вы все-таки подождите еще немного, ладно?
Она так и не дождалась, ее вызвали в цех. Он сам зашел к ней уже в конце дня — торжествующий, сияющий, от порога сообщил:
— Ну, Аня, я раскидал всех, как борец! Часам к девяти...
Не поднимая глаз, Аня спросила:
— Что?
Он немного растерялся:
— Аня, сегодня суббота, и я ни за что...
У Ани был грустный и решительный вид, когда она сказала:
— Нет. Нет, Алеша. Я тебя прошу. Наша суббота откладывается до следующей.
— Аня! Почему?
— Так будет лучше. Не сердись.
Все еще не веря, что это серьезно, он спросил:
— Ты меня разлюбила, Аня?
Ей очень хотелось заплакать, она ответила дрожащими губами:
— Кажется, нет. Только я уже говорила тебе... Любить — значит беречь свою любовь. От суеты. От досады. От всего, что портит...
— А я никому не позволю портить!
— И я. Поэтому — отложим.
— Но почему?
— А потому... — Она прикрыла глаза и выпалила, почти не переводя дыхания, все доводы, которые подбирала с утра: — Потому, что я не хочу делить тебя с цехом в такой день, потому что я не могу существовать для тебя где-то между установкой станков и планами новой работы, потому что я сама буду презирать начальника, который ушел из цеха, когда устанавливают новые станки, потому что тебе нужно сегодня и завтра спокойно обдумать, что и как делать, потому что...
Она остановилась на полуслове, поняв, что новых «потому что» у нее нет, а из всех высказанных важно для нее только одно: «Не буду я тебя делить ни с цехом, ни с кем бы то ни было!»
Он и понимал ее и не хотел согласиться, а потому думал, что она как-то усложняет все. Да, ему трудно вырваться и подготовиться к ее приходу так, как задумано, не удастся — правда, дворничиха с утра скоблит и моет, все будет чисто и аккуратно, но вот устроить что-нибудь праздничное... Аня вчера сказала: «Завтра я приду к тебе в гости, понимаешь? И ты меня будешь принимать как хозяин». Он посмеялся: «А в воскресенье начнешь забирать меня в руки как хозяйка?» Она ответила — да. Он готов был подчиниться этому ее капризу... Но что же делать, если все так сошлось, и кто знает, скоро ли он будет — этот день, когда ничто не помешает?
И в то же время где-то в глубине души он был доволен, потому что сегодня было уж слишком трудно вырваться, и сотни дел лезли в голову, и нужно было спокойно обдумать, что и как делать.
Он выглянул в коридор, чтобы убедиться, что никого нет поблизости, обнял Аню и на миг прижался лицом к ее плечу:
— Ох, Аня, если бы ты знала, как мне сейчас...
— И мне...
— А может быть, ты просто очень мало любишь?
— Нет, не значит. Нет...
— Тебе хоть жаль меня?
— Нет. Мне гораздо труднее…
— Тебе?!
— Ну, обоим одинаково.
Она улыбнулась и отстранила его, потому что где-то поблизости хлопнула дверь, раздались голоса. Да и все равно она не сказала бы ему о своем новом открытии — что он человек, неспособный ничему отдаваться наполовину, что сегодня для него главное — простор, открывшийся его энергии, и она не знает, дождется ли дня, когда почувствует, что самое главное для него — она. И что она еще больше любит его за это. И что ей все же больно.
— Скажи лучше, Алеша, чем мне помочь тебе в эти дни? — отстранив горькие размышления, спросила она и, утешая, погладила его стиснутый кулак.
— Не знаю, — буркнул он. — У меня сейчас ни одной мысли в голове... Разве что ты придумаешь за меня что-нибудь очень умное и толковое?
— Постараюсь. Может, у тебя есть какое-нибудь поручение для инженера Карцевой?
Он сердито мотнул головой, потом вдруг сказал деловым тоном:
— Да, есть! И очень важное. Завтра днем — скажем, в три часа — назначь мне свидание. Где хочешь — на углу, на пляже, на пятой скамейке от входа в парк, у телефонной будки, под часами или где там еще полагается. Два часа прогулки и сумасшедшего ничегонеделания на природе, на ветерке и на людях.
— Хорошо. Чтобы не метаться возле пятой скамейки, пока ты возишься с установкой станков, в три часа на пустыре, напротив моего окна. Увижу тебя — и выйду.
— Но если я буду болтать на цеховые темы и хвастать, какой я гениальный начальник, заткни мне рот... А к шести я вернусь в цех. И если я вдруг начну уверять, что мне не нужно туда идти, что я договорился с механиком и мы можем провести вместе весь вечер, — гони, гони к черту! Ладно?
— Прогоню. К черту.
— Только все-таки не очень уж, чтобы я понял, что это делается по моей просьбе, ладно?
— Ладно.
— А если в следующую субботу меня назначат министром или с неба свалятся уже не станки, а полный комплект турбинных деталей... ну, в общем, ни на какие новые отсрочки я уже не соглашусь.
— Да. Да. Иди, Алеша. Тебя, наверно, уже ищут. Иди.
Он ответил шепотом:
— До завтра... мой лучший-лучший друг.
Он проводил ее через цех до выхода, несмотря на ее возражения.
— Пусть смотрят и судачат сколько хотят! — сказал он с вызовом. — Если я им пожертвовал этот день...