Дни нашей жизни

— «Анну Каренину» я, правда, не читал, виноват! Но на турбинах работаю три десятка лет с гаком. И, на­верно, до смерти работать буду — в этом ли цехе, ли­бо на другом заводе, — а буду! Отдыхать да гулять, ко­нечно, дело хорошее, за заботу о нас Алексею Алексеичу нижайший поклон. А только сурьезный мастер или начальник участка сам не пойдет из цеха, когда есть важная работа, и слабенькому сменщику не доверит — себе дороже чужие ошибки исправлять. Я, например, не уйду, хоть каким приказом пугай — не уйду!

Он сел, но вслед за ним заговорили другие. И все о том же. Один за другим выступали мастера и началь­ники, до сих пор руководившие работами, заставляя краснеть и бледнеть вновь назначенных. Все чаще по­вторялись вызывающие слова — не уйду! Честно гово­рю — не смогу уйти! Хоть штрафуй, а дело не брошу!

Это был прямой бунт против приказа нового началь­ника цеха, и Алексей понимал это, но стоял за своим столом как будто спокойный и даже с мальчишеским, озорным выражением на лице.

Аня любовалась его выдержкой в боялась, что этой выдержки не хватит. Какой выход он найдет? Осущест­вимо ли сейчас, в такое горячее время, правильное, но слишком поспешно вводимое новшество, придуманное Алексеем? Почему он не посоветовался с нею вчера, он, сказавший, что она его лучший-лучший друг? И почему она сама болтала с ним о всяких милых пустяках, вме­сто того чтобы помочь ему на первых порах не наделать ошибок?

Она вздрогнула, услыхав резкий голос Алексея:

— То, что здесь говорилось, — попытка прямого неподчинения приказу. Эта попытка еще раз убеждает меня в том, что приказ своевременный и необходимый. Поскольку командиры производства, с делом и без дела суетясь по цеху с утра до ночи, не успели даже проду­мать значение и важность дисциплины.

Наступила тяжелая тишина.

Полозов стоял и ждал.

Молчавший до тех пор Ефим Кузьмич попросил сло­ва, и по тому, как Алексей всем корпусом повернулся к нему, Аня поняла, что он очень надеется на поддержку старика Клементьева и заранее радуется ей. Но Ефим Кузьмич сказал тихо, огорченно:

— Напрасно вы так говорите, Алексей Алексеевич. Понимаем мы все. И рады бы подчиниться — нам же на пользу. Так ведь не выйдет это! Вот вы назначили моим сменщиком Боброва Сашу. Кто же говорит, не­плохой работник. Но, пусть он на меня не обижается, — зеленый еще! Как я на него свое кровное дело покину? На цельных восемь часов одного управляться оставлю?

Бобров покраснел чуть не до слез. Алексей тоже покраснел, но быстро справился с со­бою и так же резко возразил:

— Как же так, Ефим Кузьмич? Бобров уже два года ходит в ваших помощниках, а к самостоятельности вы его не приучили? Вы привели в пример Боброва, — так вот и поговорим, товарищи, о Боброве и людях вроде него. Что он, неспособный или неграмотный человек? Нет, и способный, и с образованием — техникум кончает, формуляр библиотечный весь исписан, еженедельно кни­ги меняет. Так ли были подготовлены многие из вас, ко­гда руководить производством начали?

Он сжал кулак и рубанул им воздух:

— Привычка у нас образовалась — на испытанных выезжать! Плохо, лениво учим новых командиров про­изводства. Самостоятельности не даем, доверить боимся, за все хватаемся сами, — без меня, мол, и турбину не собрать! Уж если такой человек, как Ефим Кузьмич, вырастивший сотни учеников, сам все время продол­жающий учиться... уж если и он заразился этой при­вычкой!..

Ефим Кузьмич слушал внимательно, затем негромко вставил:

— Не знаю. Может, и так. Но ведь машины какие...

— С этой косностью надо кончать! — продолжал По­лозов все тем же резким голосом. — Даю вам неделю сроку для введения в курс дел новых сменных началь­ников и мастеров. Сам распределю, кто кого будет ин­структировать и обучать. Да и в каждой смене есть старшие, ответственные люди, у которых хватит зна­ний и опыта помочь и посоветовать, если понадобится. Понятно, товарищи? Неделя сроку. Через неделю — за­стану не в свою смену — наложу взыскание как за не­подчинение приказу.

Гаршин приподнялся и не без ехидства спросил:

— К сборке, я надеюсь, это не относится?

— Наоборот, Виктор Павлович, полностью относит­ся. И к вам особенно, вы у нас особый любитель ав­ралов и штурмовщины.

— Вот как? — дерзко сказал Гаршин. — Хорошо. Подчиняюсь. Но тогда прошу снять с меня ответствен­ность за сборку.

Опять наступила тишина. И в этой тишине Полозов спокойно сказал секретарше:

— Записывайте приказ: «Снять Гаршина Виктора Павловича с должности начальника сборки, перевести на должность заместителя. Начальником сборки утвер­дить... — Он окинул взглядом присутствующих, не на­шел никого, на кого можно возложить эту ответствен­ность, и вдруг звучным мальчишеским голосом продик­товал: — утвердить Полозова Алексея Алексеевича».

Кто-то охнул, кто-то привстал от удивления, легкий смех прошел по комнате и оборвался.

— Может, еще кто-нибудь отказывается? — спросил Полозов.

Гусаков возмущенно проворчал:

— Ишь какой скорый!.. Так вот, Алексей Алексеич, я самый первый отказался, снимай и меня!