Дни нашей жизни

Как трудно пришлось им на первых порах! И дома-то ничего нет, ни кастрюльки, ни табуретки, и на заводе все трое — ученики. Мать не хотела, чтоб сыновья по­ступали на завод не кончив школы, но Николай настоял на своем, и Витька тоже проявил характер. Николай по­пробовал накричать на него, Витька сам крикнул в от­вет:

— Иждивенца из меня делаешь? Не выйдет! Вместе не хочешь идти, сам дорогу найду.

В цехе Николай впервые увидел мать на производ­стве. Повязав голову старившим ее темным платочком, сосредоточенная и быстрая, мать ходила от одного зубо­резного станка к другому, ни на минуту не отвлекаясь. Ее легкие руки молниеносно переводили рычаги, уста­навливали металлические заготовки, регулировали ско­рость и поступление масла. Если масло брызгало ей на руки, она аккуратно обтирала руки тряпкой, принесен­ной из дому. Чаще, чем другие рабочие, сметала струж­ку и протирала все части станков, чаще подметала пол, с каким-то женским изяществом складывала горками готовые шестерни.

Иван Иванович Гусаков не мог нахвалиться ею, а Николай страдал, потому что видел, какой усталой при­ходит мать с работы, как бессильно опускает руки по­среди домашних дел. Сердечные припадки у нее уча­стились; Николай очень боялся их, каждый раз ему казалось, что мать умирает, но он не смел подойти к ней: мать сердилась, если сыновья замечали ее слабость.

Тогда-то и решил Николай: во-первых, своими сила­ми срочно отремонтировать квартиру и ценою отказа от всех личных расходов приобрести необходимые в хозяй­стве вещи; во-вторых, поскорее получить хорошую квалификацию, а значит, и заработок; в-третьих, учиться вечерами и получить специальное техническое образова­ние; в-четвертых, при первой возможности снять с ра­боты мать и заставить ее лечиться.

Николай и сейчас записал в конспект эти четыре решения. Пусть трудно, пусть неловко говорить об этом, но он расскажет завтра все, что нужно понять мальчиш­кам...

Рука его на последнем слове подпрыгнула, как будто ее ударило током, — в кухне прозвенел звонок. Уронив перо, Николай с шалой улыбкой на лице пронесся мимо гостей и матери в кухню.

Антонина Сергеевна встала и с тревожным любопыт­ством пошла встретить новых гостей. Кто бы это мог быть, кого он так ждал?

Их было трое. Крановщица Валя Зимина давно дру­жила с Николаем и работала с ним в комсомоле; не только Николай, но и Антонина Сергеевна знала ее сердечные дела — Валя была тайно и безнадежно влюб­лена в технолога Гаршина, а за нею с недавних пор тенью ходил Аркадий Ступин, непутевый член пакулинской бригады. Мать знала, что Николай рассчитывает использовать «силу любви» для перевоспитания Арка­дия, о чем уже сговорился полушутя-полусерьезно с Валей. Вторым был слесарь Женя Никитин, он учился вместе с Николаем в вечернем техникуме и часто прихо­дил к нему заниматься.

Третью гостью мать не знала, но она-то и была се­годня самой главной.

Ничего как будто особенного не было в ней — ни красавицей не назовешь, ни дурнушкой, — лицо простое, ясное, милое своей юной свежестью, фигурка стройная, высокая, одета скромно и даже строго: темное платье без отделки, без украшений, на голове, обвитой темными косами, белый вязаный платок. Но чувствовалось в ней то, что Антонина Сергеевна с первого взгляда определи­ла словом «стать» — и как держалась, и как поклони­лась, не спеша, с достоинством, и как отстранила Нико­лая, бросившегося снимать с ее ног резиновые ботики.

— Ксана Белковская, — представилась она с просто­той и независимостью человека, привыкшего много и свободно общаться с разными людьми.

С Иваном Ивановичем она поздоровалась как с дав­ним знакомым, приятельницам Антонины Сергеевны поклонилась издали, от угощения отказалась:

— Спасибо, мы ненадолго и по делу. Но, кажется, не вовремя?

— Приятный гость всегда вовремя, — сказала Анто­нина Сергеевна. Девушка понравилась ей и испугала ее.

— Комсомольский секретарь инструментального це­ха, — сообщил Иван Иванович, когда молодежь удали­лась в комнату Николая. — Авторитетная девушка. Де­путат горсовета. В газетах портреты были.

Антонина Сергеевна задумчиво смотрела перед со­бою, прислушиваясь к серьезным голосам, доносившим­ся из-за двери. Страх за сына сжимал ее сердце. Как он кинулся встречать! Как он пальто ее схватил, как боты — боты! — снимать хотел... А лицо у него какое было, разрумянившееся, замирающее, только к ней од­ной обращенное, будто она одна пришла, одна сущест­вовала на всем свете! Да, с такою не пошутишь для забавы, не пойдешь, чтоб время провести, а присохнешь и будешь ловить, что скажет, как бровью поведет.

— Что случилось, Коля? — спросила Ксана, когда все кое-как расселись в маленькой комнатке. — Валя и Женя так настойчиво тянули меня сюда, что должна же быть какая-то причина.

Она не кокетничала, ей, видимо, просто в голову не приходило, что Николаю до смерти хотелось встретиться с нею.

Николай слегка покраснел, но ответил в тон де­вушке:

— Конечно, есть, и очень важная.

Виктор, поместившийся на подоконнике, заметил унылую фигуру, маячившую возле дома, и злорадно сказал: