Дни стужи

Голоса были встревоженные, и Стас с Иваном одновременно слетели с постелей, в мгновение ока натянули одежду и, на ходу всовываяя руки в рукава полушубков, заторопились к выходу.

— Вот это да, — присвистнул Иван.

По хорошо расчищенной дорожке ко входу в приказ шел Шаман. За ним, отстав на полшага, следовала Ниула. От ворот бежал за ними инок с коротким палашом, видимо, охранявший вход, от храма, взрывая снег, еще двое, и пара молодцев с оружием наизготовку осторожно подбиралась спереди.

— Стойте! Это мои гости! — раскатился в воздухе зычный голос отца Сергия. Он отодвинул друзей и неторопливо двинулся к гостям.

Подойдя ближе, Шаман вежливо поклонился и Ниула повторила его поклон. Распрямляясь, она цепко огляделась по сторонам, увидела Ивана и чему-то едва уловимо улыбнулась.

А его словно обожгло этим взглядом тёмных непроницаемых глаз, в самой глубине которых плясало что-то такое, от чего полыхнуло внутри и стало невыносимо жарко на морозе.

— Проходите. Вас проводят, — сделал приглашающий жест Сергий, дождался, когда за гостями закроется дверь, и подозвал одного из иноков.

— Стрелой к порубежникам. Передай, что я прошу приехать как можно скорее и скажи — отец Сергий просит поставить под ружьё всех. Не сегодня-завтра придется повоевать. Всерьез повоевать.

Молча поклонившись, инок исчез.

— Идём, чада, готовиться будем.

— К чему, отец? — зачем-то спросил Стас. Он и так понимал, но вопрос вырвался сам собой.

— К битве, чадо, к битве со злом, — похлопал его по груди Сергий.

Собрались в том же зале, что и ночью. Карта все еще лежала на столе, и Сергий развернул ее так, чтобы было видно всем.

Посмотрел исподлобья на Шамана,

— И к чему эта театральщина? — он говорил с Шаманом, как со старым знакомым, так что Иван сделал себе зарубочку. Очень интересно, что и когда свело их вместе, и что Якут для Приказа делал. А что дело было именно в этом, Иван не сомневался.

— Время дорого. Надо было сразу к тебе, — ответил Якут. Смотрел он при этом почему-то на Ивана. Увидев, что тот поймал его взгляд, улыбнулся.

— Думаешь, это оно? — спросил монах.

— Не думаю. Знаю. — ответил Якут.

Сергий как-то сжался И словно бы усох и постарел. Сильнее проступили морщины вокруг носа и глаз. Пусть на миг, но дрогнула рука на простом деревянном посохе, и только сейчас Стас понял, насколько стар этот человек. И сколько ему приходится нести на старых, хоть и мощных до сих пор плечах.

— Он идёт из мира в мир, и ведёт его дитя. Невинное дитя приводит его, и даёт руку, и проводит в мир. И он пожирает дитя и близких его, и растет, заполняя мир собой, и покоряя его, пока не станет мир Единым и не будет исполнять волю его. И, заполнив мир, оставляет он его слугам своим, и срывает с Древа Мироздания, словно гнилой плод, и бросает в Чёрную Кладку, где подобные мерзкой икре древнего чудовища, копятся, источая в Великое Пространство смрад, покоренные им миры. Те миры полны жизни, которая хуже всякой смерти, и не жизнь уже, а непрерывный ужас, из которого нельзя сбежать в другие миры и рождения.

Якут говорил нараспев, полуприкрыв глаза. Он был словно не здесь, в зале осталось только его тело, а сам он ушел туда, где рождались эти жуткие слова.

— И увидев, что полна Чёрная Кладка, и переродились миры его, прорвёт Пришедший пелену, что удерживает те миры, и бросит неисчислимые полчища слуг своих, и рабов своих, для которых нет уже ни жизни, ни смерти, а лишь воля его, и пройдут они по Великому Пространству, срубая Древа Мирозданий, и разрушат они Звёздный Тракт, что соединяет Древа, — голос Ниулы был густым, тягучим, от него перехватывало дыхание. Она говорила без всякого акцента, но отчего-то слова ее звучали так, будто всю жизнь девушка разговаривала на каком-то другом, очень древнем таинственном языке, и сейчас она пытается передать его звуки и смыслы словами куда более молодых и глупых ещё существ.

Ниула замолчала.

Наступила тишина.

— Впервые я слышу пророчество в таком полном виде, — слова Сергия тяжело падали в тишину, — хотя слышал его не раз от тех, кто умеет слушать то, что другим неведомо. Думаешь, это Его они хотят воплотить здесь?

Якут стоял, перекатываясь с пятки на носок,

— Это ты точно слышал, монах, — и он снова заговорил, прикрыв глаза, — и там, где будет Он, будет стужа, будет холод, и не сможет человек вздохнуть, ибо замерзнет дыхание в теле его, и льдом обратится кровь в жилах его. Они уже здесь, монах.

Сергий молчал. Смотрел в лицо Якуту, что-то искал. Заговорил осторожно, словно нащупывая каждое слово,

— Мы собирали это пророчество много лет. Искали его обрывки повсюду. Расспрашивали и тебя. Помнишь, когда ты вернулся из волжских степей? Сегодня ты говоришь много больше. Гораздо яснее. И от этого сердце мое неспокойно. Кто же ты, знающий столько, но молчавший все эти годы?

Шаман выдержал взгляд. Смотрел спокойно, как человек, совесть которого чиста перед всеми силами всех миров,

— Я твой друг. И его, — он указал на Ивана.

— И твой, — кивнул он Стасу.

— Все мы хотим одного. Чтобы Гость не воплотился. Поэтому мы здесь.