Дни Стужи (СИ)

А молчаливых мужиков в черном просто боялись до судорог, хотя за все время существования Приказа ни одного столкновения с измайловцами у островитян не было.

Они быстро привели в порядок основательно обветшавший Собор Пресвятой Богородицы, обжили вросшее в землю здание, в котором в какие-то совсем древние времена, говорят, была богадельня для увечных воинов, и устроили там… что они там устроили, точно никто не знал, но слухи ходили самые жуткие.

Стас считал, что их охотно распускают сами приказные дьяки. Чтоб лишних глаз не было.

Полозья прошуршали по мосту.

Извозчик ёжился, поводил плечами — неуютно ему было от нависающей громады Мостовой башни, от молчаливой мощной силы, что исходила от высокой стены из почерневшего кирпича, от беззвёздного ночного неба.

Не по себе ему было и бедолага очень хотел побыстрее избавиться от седоков.

Остановились перед воротами.

— Посиди, Стас, я сейчас, — Иван метнулся к воротам, заколотил в холодное, стянутое тёмным железом, дерево. При его приближении по железным полосам пробежала полоска синеватого огня, и пропала.

Вот и хорошо.

В левой створке отворилась неприметная калитка, из нее выглянул человек в черном полушубке. Знакомый голос окликнул:

— Иван Николаич, ты чего грохочешь? Бери друга своего, да идём.

Извозчичьи сани исчезли за мостом с такой скоростью, будто в них запрягли бегового рысака.

А друзья похромали к воротам. Стас всё так же тяжело опирался на трость, но ногу дёргало чуть меньше. Прилечь бы и совсем хорошо будет. Но что-то ему подсказывало, что сделать это он сможет нескоро.

Захлопнулась калитка, Владимир — Круглов, кажется, вспомнил Иван, — поманил их за собой.

— Идёмте, отец Сергий уже ждёт.

— Стас, ты чуешь? — тихо спросил Иван.

Хромой лишь молча кивнул.

Чувствовал.

Как только закрылась калитка, ведунов окружила глубокая спокойная сила. Она разлилась в ночной тишине, поднималась к небу, накрывая остров невидимым покровом.

Сила очень древняя, поднимающаяся из глубин Земли, чуткая и мягкая, страшноватой мягкостью медвежьей лапы.

— Идём, Стас Григорьич, сейчас и ноге твоей облегчение сделаем.

____***____

— Ну? Что? — подался к столу полковник Левшов.

Несмотря на позднее время, полковник был бодр и возбужден, ни следа той апатии, которую видел Хацкий в кабинете. Бодрость его была лихорадочной, нервической, глаза полковника блестели так, что любой полицейский заподозрил бы господина Левшова в употреблении чего-нибудь из богатого арсенала модных среди столичной богемы бодрящих снадобий.

Над столом колыхалась голубовато-прозрачная сфера. Она плавала в воздухе, меняя размер, темнея то с одной, то с другой стороны. Временами из нее вырывались облачка оранжевой взвеси, их простреливали зеленоватые молнии-нити, ветвясь окружали, поглощали облака и снова прятались в подрагивающую, словно медуза, сферу.

Левшов умолк, неотрывно глядя на сферу, она гипнотизировала, не давала отвести взгляд, и полковник так и застыл в неудобной позе.

В комнате находился и второй человек, к которому и был обращен возглас полковника. Человек в черном неторопливо ходил вокруг стола, сунув руки в карманы свободных брюк. Комната плавала в тенях, которые казались лишь гуще от неяркого света ламп, расставленных по углам. Казалось, тени следуют за человеком, текут, поглаживают спину, ласково касаются лица. От этого человек казался размытым, неотчётливым. Он был, и его словно не было. Он то почти полностью проявлялся-проступал в комнате, то почти исчезал, укутанный тенью.

Остановившись, человек в тенях присмотрелся к сфере, протянул руку, дотронулся до зеленой молнии. Потрескивая, она коснулась его пальцев и, со щелчком разряда ужалив, отпрыгнула. Человек, однако, не обратил на это никакого внимания, лишь потер указательный палец о большой и, склонив голову к левому плечу, задумался.

— Смотрите, как меняется рисунок, — он нежно коснулся сферы, и та отозвалась, потянулась к руке, превращаясь в чуть сплюснутую каплю.

Танцевали тени, неслышно ходил вокруг стола человек, что-то напевая, касался сферы, и та наливалась синим, выстреливала все новые светящиеся облачка, их обвивали и пожирали молнии-щупальца, а в верхней части капли собиралось кроваво-красное пятно. Проявлялись и ползли вверх к пятну тёмные прожилки, напоминающие вены, одни застывали, так и не добравшись до верха, другие вливались в него, будто впрыскивали какое-то ведьминское снадобье.

— Вот! Вот здесь! — человек показал Левшову на участок, где две длинных прямых линии, пересекая прожилки медленно, но неуклонно ползли к пятну.

— Вы скажете, наконец, что это значит? — не выдержав, рявкнул полковник.

Человек смерил его взглядом, и Левшов непроизвольно вжался в кресло.

— Это значит, дорогой полковник, что в игре появились новые персоны, которых раньше не было. Либо, возросла роль тех, кого мы не принимали во внимание. Вот они, видите?

Он указал ухоженным пальцем на ползущие к пятну линии. Те уже пересекли несколько ветвистых прожилок, и те распались коричневатыми хлопьями, осели в «брюхо» капли.

— Вот это значит, что кого-то эти новые игроки уже вывели из строя навсегда.