Человечество, получив очередной пинок, пожертвовало самыми лучшими своими представителями. Самыми способными, тренированными, умными, пытающимися, до последнего, остановить развал собственного мира. Выжили — единицы. В большинстве своем, выжили именно те, кого раньше называли «гибкими» — быстро приспосабливающимися к переменам, успевающим, где надо — лизнуть, а где и схватиться за оружие.
Первая волна, вторая, третья и — всё!
Исход Экзотов.
Словно кто-то очень злой, пожелал этому миру катиться в тартарары!
И мир, покатился. Все набирая обороты и подминая под себя тех, кто приспосабливаться не умел.
Так и появились, все эти ордена «Хранящих», «Ходящих», «Ищущих»…
За первые два часа, по правому борту промелькнули две деревушки, обнесенные высоченным забором. Белый дым, вырывающийся из печных труб, сторожевые вышки, возвышающиеся по углам — вполне себе ничего, по нынешним меркам — зажиточные.
До четырех утра, миновал еще несколько деревень.
В одной что-то ярко горело и люди, черными мотыльками метались вокруг пламени.
«Мамонт» внимание привлек только один раз — нас осветили прожектором со сторожевой вышки, ослепив меня и не выпуская из луча света до тех пор, пока мы не скрылись за поворотом.
Сделав, за неполных шесть часов, более двух сотен километров, я приноровился и добавил газ, подстегнув трейлер, благо — шоссе превратилось в идеально ровную, расчерченную шестью полосами, магистраль и тянуться, со скоростью 35 км/ч, отпала надобность.
Даже принимая отключенный мост, мы набрали положенные крейсерские 120 км и, вырулив на середину шоссе, я слегка расслабился, не ожидая подвоха.
Который, конечно же, не замедлил случиться.
Последняя мысль, мелькнувшая в моей голове, если отбросить нецензурные междометия, выглядела так:
«Ненавижу птиц!»
4
— Василий, подъем! — Пришел я в себя от зычного вопля Эрика, моего соседа по палате и, по совместительству, самой большой занозы в заднице. — Нас ждут великие дела! А кому-то, еще и на процедуры, идти!
На процедуры идти, конечно, мне…
Вот объясните мне, с какого перепуга, стайка этих ощипанных куриц, решила перелететь дорогу именно в начале пятого утра, именно перед нашим трейлером и именно тогда, когда скорость достигла 120?
Будь у нас нормальное лобовое стекло — отделались бы испугом, трещинами в стекле — не более!
Увы — полиэтилен — плохая защита от птицы, с массой тушки больше трех килограмм. Тем более, если эта самая стайка летит так плотно, что в кабину влетело целых четыре комка перьев, с клювами и когтями.
Суматошно махая крыльями в предсмертной агонии, эти жертвы ДТП, умудрились привести кабину в полное скотское состояние, засыпав все перьями, устряпав приборную панель своим пометом, на пополам с кровью и умудрившись найти на теле киборга самую уязвимую точку — глаза — куда мне и прилетело, точнехонько, клювом.
От удара, боли и неожиданности я навалился на тормоз, в программном, смысле и наш трейлер благополучно остановился, метров через двести и носом в отбойник.
Сам я этого уже не видел — птичий клюв, вроде и всего — то пяти сантиметров, умудрился нанести столь глубокие повреждения, что Дилан, летевший ногами вперед с кровати, в полной тишине и пришедший в себя только через минуту, не рискнул выдергивать птичью голову из моей глазницы при осмотре.
Он вообще, махнув на все рукой, вызвал подмогу и, через час с четвертью, транспортный МИ-26 уносил Садовникова и мои бренные останки, в мир, к экзотам.
Верный «ТФ — АР», как я узнал совсем не давно, вывозили по запчастям.
Меня собирали — по непонятной схеме, для начала, отсоединив от моего тела голову и, вместе с птичьим клювом, отправив на восстановление.
Пока голова не работала, эти умники, умудрились пролюбить моё тело, отправив его на разбор и утилизацию! Моё! Новое! Тело!
На мое счастье, хоть голову, на переплавку не отправили…
А, клюв «подлого птица», я теперь ношу на тоненьком кожаном ремешке, оправленным в серебро и с россыпью майноков, разного цвета и огранки.
— Василий! Особое приглашение?! — Эрик подкрался незаметно. — Опять, в себя уходишь?! Тебе, что сказано?
— Вчера мне сказали, что сегодня — выходной! — Попытался я завернуться в одеяло и повернуться лицом к стенке.
Наивный!
Больничная кровать, со скрежетом сдвинулась со своего места, развернулась и, совсем не порядочно взбрыкнув, сбросила меня на пол.
— Ой… Прости. — Совершенно без малейшего сожаления в голосе, извинился Эрик, блестя на меня своими черными глазами из-под повязки. — Не рассчитал…
Глядя на фигуру, закатанную в гипс и висящую на растяжках, над своей койкой, я очень сильно пожелал Эрику, скорейшего выздоровления!
И, тогда уже я, начну…
Впрочем, месть такое блюдо, что лучше я о нем помолчу!
Тем более, наклевывается тут — бр-р-р-р, не хорошее это слово, в свете приключившегося со мной — интересный вариант…
А пока… «Танцуй, мышка, танцуй!»
Вернув кровать на место, достал из тумбочки полотенце и отправился на водные процедуры.
Наша палата, рассчитана на трех человек. Делим мы ее с Эриком, экзотом — пространственником и Владом, которого почему — то все называют Цепешем.