ДНК гения

Легендарная Галина Уланова в свое время почиталась воплощением непорочности и целомудрия. В отличие от других звезд Большого, она никогда не давала повода для сплетен, держалась отстраненно, была недоступной.

Улановой это простили, Громовой – нет.

Сначала Тату подвинули с первых ролей на вторые, а потом она почти безвылазно застряла в «запасных».

Ее таланта, мастерства и трудолюбия хватило бы на большее, но возможностей проявить себя было крайне мало, и даже блестящее исполнение сложных партий – иногда она все же выходила в основном составе, – почему-то не производило на режиссеров и руководство театра того впечатления, которое могло сработать как побудительный пинок к действию. Почему-то никто не говорил: «А что же это у нас великолепная Громова на вторых ролях прозябает, давайте-ка ее в примы да на гастроли в Париж!»

Видя, что происходит, Игорь терзался не меньше, чем сама Тата. И чувствовал себя виноватым, ведь, если бы не он, добросовестно отгонявший от Таты назойливых кавалеров, она нашла бы себе покровителя, который смог бы изменить ситуацию. Пусть не по собственной воле, «через не могу», но нашла бы. Игорь прекрасно понимал, какие рычаги работают за сценой.

Он даже пытался говорить об этих некрасивых, но эффективных механизмах с Татой, но та заткнула его очередной уместной цитатой сразу же и крайне категорично:

– И ты, Брут?!

Предателем Игорь не был. Конечно, он замолчал.

Так все и тянулось, не обещая никаких изменений к лучшему.

Порой, давая волю воображению, Игорь представлял себе альтернативный выход из этого тупика: пусть бы Тата плюнула на балет и занялась… Ну, чем-нибудь другим. Флористикой, например. Растения Тату любили, у нее даже кактусы на подоконнике цвели вдвое чаще положенного, и это при том, что хозяйка вечно забывала как следует за ними ухаживать… Или вот еще: Тата могла бы выйти замуж. Да! Это было бы лучше всего.

Тата бросила бы балет, ушла бы из мира лицедеев, стала бы обожаемой женой и любящей матерью… Растить горячо любимых детей – это ведь куда увлекательнее и важнее, чем делать сценическую карьеру, правда?

Игорь понимал, что сам себя обманывает.

Тата вовсе не собиралась замуж, а от мысли иметь детей отказалась давным-давно, в ранней юности.

Еще в училище девочкам четко объясняли: или дети – или балет. Хочешь стать великой балериной – бери пример хотя бы с той же Улановой. Во всем бери с нее пример! Паши как лошадь. Танцуй лучше всех. Не отвлекайся на личную жизнь. О детях даже не думай! Потом, лет в пятьдесят, когда уже не сможешь блистать на сцене, станешь преподавать, и тогда появятся у тебя любимые ученики и ученицы, считай, замена собственным детям и внукам…

А потом вдруг в страну, которую он давно оставил, приехал Великий Роберт. В Мариинке отмечали юбилей его преподавателя, одного из тех, кто когда-то буквально за руку вывел Гуреева на большую сцену, и великий артист приехал в Ленинград живым подарком – чтобы станцевать для своего старого учителя.

Тогда Игорь и Тата сделали все возможное и невозможное, чтобы вживую увидеть единственное выступление их общего кумира. Они подняли все связи, нашли и деньги, и ходы – и в итоге попали не только в зрительный зал, но даже за кулисы! И встретились с ним, с Самим! С Великим Робертом!

После Игорь часто вспоминал тот судьбоносный вечер… Это было очень странное чувство – мучительное и прекрасное одновременно – видеть, как вежливое безразличие Гуреева сменяется живым интересом, как его улыбка, адресованная милой Тате, заметно теплеет, как он смотрит на нее – сочувственно и нежно… Как на трогательного пушистого зверька с раненой лапкой…

Любит, любит наш Гуреев маленьких котят…

Ревновать Тату к Гурееву Игорь не мог. Он любил их обоих!

Но Гуреев – великий, прекрасный, блистательный, во всем свободный – исчез из реальности Таты и Игоря так же быстро и неожиданно, как появился там. И тогда именно Игорю – а кому же еще? – пришлось утешать и лечить раненого котенка Тату, сердце которой застыло, остекленело и разбилось…

Но снова склеилось, ожило, застучало горячо и сильно, когда стало ясно, что Тата беременна.

Да, она никогда не думала бросать карьеру и не мечтала о детях, но этот малыш – ребенок Гуреева! – был чем-то особенным. Подарком небес. Настоящим смыслом ее жизни!

Продолжить Великого Роберта, родить, вырастить и достойно воспитать его потомка – это была миссия, ради которой Тата с легкостью могла пожертвовать очень многим. И сценой. И былыми мечтами. И своей независимостью.

Тата была на четвертом месяце, когда они с Игорем расписались. Сосредоточенная на происходящем глубоко внутри ее красавица невеста лучилась тихой гордостью с ноткой светлой печали. Жених был абсолютно счастлив.

Он понимал, что ребенок, зреющий в округлившемся теле Таты, не от него, но не испытывал по этому поводу тех чувств, которые были бы у другого мужчины.

Все сложилось прекрасно.

Да могло ли быть лучше?