ДНК – не приговор

Степень деменции моего деда в последние годы была настолько сильной, что я всегда думал: она должна иметь какую-то серьезную генетическую основу. Виной было наивное предположение, что генетические риски должны быть пропорциональны тяжести симптомов. С большой тревогой я перешел по ссылке, зная, что никогда больше не смогу скрыть от себя результаты. И, к своему приятному удивлению, узнал, что у меня нет ни одной копии аллели ε4 гена APOE. Это самое знаменательное откровение моего генотипирования, и я определенно почувствовал облегчение, когда узнал, что не являюсь обладателем пары вредных аллелей. Но, как выяснилось позднее, их не было и у моего деда. Мой отец тоже недавно сделал ДНК-тест, и у него также нет копий проблемной аллели ε4 гена APOE. Так что мой дед мог иметь как максимум одну из этих аллелей. Если у него была одна копия аллели ε4, то его генетический риск развития болезни Альцгеймера примерно в 1,65 раза превышал средний. То есть для моего дедушки вероятность заболеть составляла 12 %, тогда как в среднем по популяции – 7,2 %. В действительности, несмотря на сильную связь между аллелью ε4 и риском развития Альцгеймера по сравнению с другими распространенными заболеваниями, великое множество людей с аллелью ε4 болезнь обходит стороной, а примерно у половины больных нет проблемной аллели[150]. Для распространенных заболеваний связь между одним геном и состоянием обычно крайне слаба. Даже пугающий пример гена APOE и болезни Альцгеймера далек от явной детерминированности.

Связь между одним геном и распространенными заболеваниями, как правило, настолько слаба, что любая сильная моногенная связь с определенным заболеванием приведет к другим генам и сопряженным с ними болезнями. Причина в том, что болезнь становится менее распространенной в последующих поколениях из-за естественного отбора: потомство тех, у кого есть вредный ген, вряд ли выживет. Напротив, распространенные заболевания обычно обусловлены сложной сетью генетических, эпигенетических причин и факторов окружающей среды, которые возникают в течение развития. Они исключают все простые объяснения и не поддаются даже простым тестам. Например, генетика шизофрении изучена больше, чем механизм наследования других ментальных расстройств. Мы знаем, что это подрывающее здоровье состояние легко передается потомкам. Только у 1 % популяции развивается шизофрения. Но люди, у которых есть кузен(ина) с шизофренией, с вероятностью 2 % заболеют. Те, у кого больны брат или сестра, имеют 9 %-ный риск. У людей, чей идентичный близнец страдает от шизофрении, риск развития болезни составляет 48 %[151]. Несмотря на это явное доказательство наследования, полногеномный поиск ассоциаций установил более чем сто общих генетических маркеров, которые связаны с шизофренией[152]. Журналист New York Times Николас Уэйд назвал этот результат «историческим фиаско, Перл-Харбором исследования шизофрении»[153]. С такой сложной сетью крайне слабых генетических связей трудно представить, что мы когда-нибудь сможем полностью понять генетическую основу этой болезни.

Такой итог соответствует общей тенденции полногеномных исследований. Обычно они обнаруживают сложную сеть необычайно маленьких связей. Поэтому до сих пор эти изыскания не особенно способствовали расширению наших возможностей лечить заболевания[154]. Были проведены сотни исследований по полногеномному поиску ассоциаций, и их результаты использовались биотехнологическими компаниями для оценки рисков конкретного человека. Но сведения о вероятностях развития заболеваний, предоставляемые этими фирмами, навлекают на себя все больше критики[155]. Генетик Дэвид Гольдштейн называет такие оценки риска «рекреационной геномикой» и «информацией, которая имеет малую или – во многих случаях – отсутствующую клиническую значимость»[156]. Генетик Тьерри Фребург заявляет: вопреки истории с Джеффри Галчером и его риском возникновения рака простаты, «нет никаких доказательств того, что “положительные” ДНК-тесты, базирующиеся только на скрининге распространенных генетических вариаций, требуют дальнейших исследований и что на основании них отдельным людям должны предоставляться медицинские льготы»[157]. Крейг Вентер, сыгравший важную роль в первой расшифровке генома человека, пошел еще дальше и назвал все это бесполезной информацией[158]. В некоторых случаях результаты общегеномных исследований предсказывают появление болезни не лучше, чем старомодное изучение семейной истории пациента[159].