Уронила голову на руки и закрыла глаза…только не плакать опять. Маша почувствует. Она всегда остро улавливает настроение других. Не важно какое. Она людей насквозь видит. Может быть это дар такой. Ведь если природа где-то обделила. То обязательно наградит в чем-то другом. Маша ощущала по-настоящему то, что внутри у людей творилось. И если ей кто-то не нравился значит стоит держаться от него подальше и наоборот. От нее невозможно было скрыть если я расстроена. Подумала об этом и почувствовала, как кто-то коснулся моего плеча. Резко обернулась и встретилась со светло-зелеными глазами малышки. Я где-то читала что вот такой настоящий зеленый цвет очень и очень редкий. Наверное, у нас был кто-то в родне вот с такими глазами.
Она руками мое лицо обхватила и долго в глаза смотрела, потом руками показала.
— Не ходи туда больше. Никогда не ходи!
И в глазах слезы блестят. Синяк на скуле увидела и взгляд мой загнанный. Все равно не утаила б от нее и не спрятала.
— Не пойду.
— Обещаешь?
Я кивнула и слезы вытерла с мягких щечек. Не пухлых, но с двумя ямочками. Машенька всегда была очень худенькой, весила меньше нормы. Она и родилась меньше того веса, что мне на ультразвуке говорили. Мне потом детский врач все уши прожужжала, что Маша скорей всего недоношенная.
— Мама, а мы больше в нашу квартиру не вернемся?
Я отрицательно головой качнула.
— А бабушкины вещи? Ты говорила, что мы их потом заберем…мы правда заберем?
— Конечно, моя маленькая. Мы обязательно их заберем. Когда у нас появится где жить.
— Мам…если б я нормальная была, как все дети. Тебе, наверное, легче было бы? Не пришлось бы работу ночью искать. Да? Почему у тебя родилась я, а не другая девочка?
Это было последней каплей, и я разрыдалась, к себе ее сильно прижала так что у самой руки заболели, а потом так же резко отстранила и в глаза ей снова посмотрела.
— Ты нормальная…ты самая нормальная девочка на свете, и я никогда, слышишь, никогда не хотела бы иметь другую девочку вместо тебя.
Я сварила манную кашу пока Маша раскрашивала в новой раскраске мультяшных персонажей. Тяжело делать вид будто ничего не происходит, когда внутри все переворачивается, как будто бы наизнанку всеми нитками и шрамами наружу, всеми узелками и уродствами, которые прятала от всех. И с каждой минутой все страшнее и страшнее от мысли, что не будет у меня выбора придется к нему идти на поклон. И только думаю об этом, как все тело холодеет от ненависти и ужасного понимания — меня это сломает. Стану на колени и не поднимусь больше. Я Маше в глаза посмотреть не смогу, если к нему приду и хотя бы о чем-то попрошу этого предателя, возьму хотя бы копейку у него.
Помешивая кашу в алюминиевой кастрюле, бросила взгляд на дочку — какая же она у меня красивая девочка. И даже не потому, что это моя малышка. На нее и на улице часто засматриваются. Есть в ней что-то неземное какое-то потустороннее и взгляд этот серьезный, пронзительный, смотрит прямо в душу глазами своими светло-зелеными так что стыдно становится за любые мысли плохие или действия.
Но хуже всего мне было, когда я начинала ждать, что она спросит о своем отце. Я знала, что рано или поздно она задаст мне этот вопрос. Его задают все дети, у которых есть лишь один родитель. Но Маша не спрашивала. А я… я трусливо не затрагивала эту тему и оттягивала момент как можно дольше, потому что точно знала, что врать о его смерти или о том, что он пропал без вести я не стану. Мне придется рассказать ей правду и тогда она задаст еще больше вопросов, а затем, возможно, захочет с ним встретиться…И я с ума сойду, когда причиню ей боль, пытаясь объяснить, что он не хочет с ней встречаться и своей дочкой ее не считает. Может, будь Маша самой обычной девочкой, а не инвалидом, как ее привыкли называть все вокруг, я бы не так боялась этого момента, но страшней всего было думать, что она решит, что это ее вина, что Егор бросил нас потому что она неполноценная.
Но шли годы, а Маша не спрашивала. Не знаю почему. Она вообще очень сильно отличалась от других детей. Глухие дети часто подмечают такие детали и тонкости окружающего мира, на которые не обращает внимания слышащий ребенок. Слышащие дети чаще, чем глухие, путают и смешивают сходные цвета — синий, фиолетовый, красный, оранжевый. Глухие дети более тонко дифференцируют оттенки цветов. Рисунки глухих детей содержат больше частностей и деталей, чем рисунки слышащих сверстников. Более полными оказываются и рисунки по памяти.