ДНК. Твои не родные

И казалась она старше на пару лет. Не внешне, нет, а по своим поступкам и поведению. У нас не было капризов из-за новых игрушек, сладостей, вещей. У нас были совсем иные проблемы, которые обычным родителям с обычными детками трудно понять. Но мне казалось, что это самые обычные и нормальные хлопоты я никогда не считала Машу неполноценной или инвалидом, и всегда говорила ей об этом. Отсутствие слуха и возможности говорить в наше время точно не станет для нее проблемой. Я жутко злилась если кто-то вешал на мою дочь этот ярлык инвалида. Особенно мамаши на улице, которые шарахались от нас как от прокаженных едва завидев, что мы объясняемся знаками. Не знаю, что себе думали эти тупые курицы, наверное, что это заразно. И я видала, как Маша смотрит на их «нормальных» детей этим взглядом огромных глаз с вселенской тоской. И тогда я ненавидела весь мир и особенно Егора, который нас предал.

Пока мыла посуду, включила телевизор. По местному каналу как всегда крутили очередную мелодраму, которую прервали новостями. Я услышала его фамилию сразу же. Реакция такая, словно с аттракциона вниз головой полетела и дышать стало трудно, вскинула голову, и я физически почувствовала, как бледнею. Как вся кровь быстро отхлынула от лица и вены покрылись инеем — он был не один. Оказывается, видеть его с НЕЙ было до сих пор не просто больно, а больно до такой степени, что казалось мне нервные окончания выдирают щипцами. Обрывочными картинками его с ней свадьба, она в нашем доме в гостях у его матери, она с ним общается на какой-то вечеринке, и он уверяет меня, что у него с ней уже давно ничего нет. И снова их свадьба…я по ту сторону улицы облитая грязью, и он по другую сторону Вселенной. Король жизни несет на руках свою королеву и улыбается фотокамерам.

А сейчас она шла рядом с ним и улыбалась журналистам. Красивая, утонченно-шикарная с длинными каштановыми волосами до пояса и темно-вишневыми губами. В невероятном элегантном костюме. Смотрится рядом с ним идеально. Оба, как с обложки журнала. И тут же перед глазами собственное отражение в туалете стриптиз-бара дешевка с блестками. Потрепанная блондинистая кукла, которую можно швырять и топтать. Отрывать ей руки и ноги, поджигать ее и смотреть как плавится пластмассовая оболочка. С ней с самого начала все было несерьезно. В нее можно было только поиграть. И даже на время заиграться, а потом сжечь ее в пепел.

Я уронила тарелку, и она с грохотом разбилась — обернулась на Машеньку, но она быстро водила карандашом по раскраске. Что-то внутри болезненно сжалось — я обещала подарить ей фломастеры на День Рождения…и, наверное, уже не подарю. И в эту секунду отчетливо поняла, что не сдамся. У меня оставался только один вариант. Не самый лучший, а можно сказать и самый паршивый из всех, что можно было придумать, но я не видела другого выхода.

В эту секунду я лишь хотела раствориться и бежать от этого подонка как можно дальше. Чтоб не видеть его, не вспоминать, не думать ни о чем. Я не пропаду. Я устроюсь и там. Кем угодно и как угодно, но не пропаду.

Через несколько минут я уже складывала вещи в чемодан и разбудила Таню. Она помогала мне упаковать самое необходимое.

— Ты уверена, что это правильное решение? Что ты будешь там делать? Ты даже не знаешь в каком состоянии дом. Когда ты была там в последний раз?

— Давно была. На похоронах тети. За домом соседка присматривала мама ей деньги пересылала. Раньше.

При слове «мама» больно кольнуло внутри. До сих пор невыносимо и адски больно. Словно по ране провела лезвием. До сих пор не могу смириться…и не важно сколько времени пройдет не затянется эта рана никогда.

— Ну вот уже сколько времени прошло ты даже туда не звонила. Там запустение полное.

— Ничего. Я разберусь главное крыша есть над головой, а там посмотрим. Он не знает где этот дом. Не знает, понимаешь? Мы планировали туда поехать, но я забеременела и стало как-то не до этого. Мама сама ездила, а потом …ну потом мы развелись, и Егор ни разу не бывал в деревне. Он даже не спрашивал где это. Не найдет он меня там. Какое-то время продержусь.

— Не знаю. Ехать в никуда с больным ребенком.

Я выхватила у Тани из рук курточку Маши и сама нервно сложила в сумку.

— Она не больная. Она просто не слышит. Это не болезнь.

— Не злись на меня. Я как лучше хочу…волнуюсь я.

И в глазах слезы блеснули. Я тут же за шею ее обняла…Танька моя Танька. Сколько лет продружили. Она уже и не подруга и не соседка мне, а как сестра родная. Не помню себя без нее.

— Прости меня…ну прости. Я просто уехать хочу. Сбежать от него подальше хоть на время. Он же мне жизни не даст. И вам навредить может. Я сама поеду без чемодана с Машей на рынок. Егор этот город плохо знает и люди его наверняка тоже. Ты чемодан на вокзал отвези и спрячь в камеру хранения. А я на рынке через арку-лабиринт уйду. Там ходы только свои знают. Такси мне туда заранее вызови, хорошо?

— Хорошо. Страшно мне чего-то. Боюсь я Егора твоего чокнутого. Если начал преследовать вряд ли отступится.