ДНК. Твои не родные

И мне хочется забыть вот этот голос с придыханием, мне хочется его исторгнуть из своей головы, вырвать с мясом, так чтоб эти места болезненно закровоточили и излечились. Но мне кажется, что я больна и меня лихорадит от того как в моей памяти звучит его голос. Словно не прошли годы. И я стою у стеллажа такая обреченно умирающая от любви к нему и оо зарождающегося голода — реакции на его горячие ладони.

— Целый день думал о том, как войду в тебя. Это пиз***ц невыносимейший, Нюта. Мне нужно попасть в тебя, слышишь? Жизненно необходимо оказаться в тебе иначе я сдохну.

И мои пальцы нервно вцепились в книжную полку, а глаза закатываются только от звука его голоса.

— Ты сумасшедший. Здесь люди.

— О дааа, я сумасшедший. Я хочу тебя трахнуть пальцами здесь, при всех. Хочу, чтоб ты тихо кончала…молча.

— Не надооо. Пожалуйста. Ты с ума сошел. Я так не могу. Я не…

— Я могу. Ты ищи свою книгу. Давай, читай мне вслух. Что там тебе задавали прочесть для реферата.

Он опустился на колени прямо там в библиотеке между моими широко раздвинутыми ногами, а я читаю названия книг классиков и содрогаюсь сумасшедшей дрожью, когда он касается горячими губами мокрых насквозь трусиков.

— Маленькая девочка такая влажная, ароматная, горячая.

— Александр Сергеевич Пушкин «Капитанская…дочь»

Первые строки еще можно произносить, но чем дальше, тем сложнее и я не могу себя контролировать когда его пальцы осторожно отодвигают полоску трусиков в сторону и кончик языка скользит вдоль воспаленной пульсирующей до невозможности плоти и я сильно впиваюсь ногтями в полку, прислонившись к ней воспаленным лбом.

— Не надооо. Егор…о божеее.

— Я всего лишь хочу тебя съесть, вылизать тебя.

— Замолчиии.

— Маленькая ханжа не может слышать, когда вещи называют своими именами? Я хочу тебя лизать. Аня. Твои губы, клитор и твою маленькую дырочку.

— Егоооор.

— Еще мокрее, да? Только не кричи…

И мои зубы впиваются в ладонь пока тело волнообразно срывает в острейший оргазм, и я движения наглого острого языка продлевают эту бешеную эйфорию…А потом он поднимается с колен взъерошенный с дьявольским взглядом обещающим мне все муки ада. Пахнущий мною. И его губы…они так блестят, что я не могу вытерпеть и сама впиваюсь в них своими губами.

— Расплатишься вечером…

* * *

Встрепенулась и резко подняла голову. И тут же удар паники набатом в виски так сильно, что темнеет перед глазами и я какое-то время ловлю мушки.

Осознание как ударом в солнечное сплетение — я в кресле вместе с книгой…а за окном уже занялся рассвет. Вспомнился чай заваренный Региной и в голове пульсирует тяжестью. Мне что-то подсыпали. Да, в проклятом чае была какая-то дрянь, от которой я уснула …от которой мне снился весь этот бред…о котором я не вспоминала и вспоминать никогда не собиралась.

Сходя с ума от волнения по коридору обратно к спальне, распахивая дверь нараспашку, а там пусто…Маши нет в кроватке. От ужаса по спине бегут мурашки и немеет затылок. В обратную сторону, вниз, в гостиную. Никого нет. Ни одной живой души. Господи! Кричать бесполезно, но я все же кричу:

— Машааааа!

В надежде, что услышит пусть не она, а кто-то другой. Наверху что-то с грохотом упало, и я снова бросилась обратно, подворачивая ноги и впиваясь до боли в суставах в перила. Дверь в одну из комнат широко раскрыта и спиной ко мне стоит Егор…а в нескольких шагах от него в глубине кабинета моя дочь. Между ними осколки битого стекла. Я не вижу его взгляда, я вижу только ее глаза. Широко распахнутые, горящие, перевозбужденные. И в них нет ни капли страха. А руки сжаты в кулачки и мне кажется в них что-то есть…

Глава 10

Этот дом принадлежал моему деду. В нем никто не жил с тех пор как он умер здесь в своей кровати от старости и проклял всю свою родню до пятого колена, особенно моего отца, который не исполнил его волю и посмел создать свою империю совсем в иной отрасли, а затем и продать заводы, которые принадлежали деду, за бесценок. Проблема заключалась в том, что дед окончательно утратил разум и застрял в далеких девяностых, когда приватизация государственных предприятий имела смысл. Впрочем, я даже вникать в эту семейную трагедию не хотел. Дед, очень жестокий по жизни человек, свел свою жену в могилу тем, что периодически проклинал кого-то из своей семьи, а она очень болезненно все это воспринимала. После похорон дед лишил нас всех своего наследства, которого по сути совершенно и не осталось, кроме этого дома. А потом перед самой смертью вдруг опомнился и отписал его мне. Долгие годы он так и простоял. Я так и не мог решить, что именно с ним делать. Но так как отец советовал его продать я поступил с точностью до наоборот — реставрировал, сделал ремонт и иногда приезжал сюда побыть наедине с самим собой. Никого никогда сюда не привозил. Даже ее. Со временем я даже полюбил его за полное уединение и яркую атмосферу детства. Я сидел в любимом кресле деда курил его коллекционные сигары и смотрел часами на огонь разметавший свои языки в кирпичном камине. Особенно я часто здесь бывал после того как эта сука разломала меня на куски своим предательством.