ДНК Творца

Мотивы простых итальянских парней были прозаичны и понятны, о чем свидетельствовали два арбалета и несколько ножей, столь ржавых и зазубренных, что я сначала приняла их за раритетные пилы.

Свекор, зараза, не дал бандитам даже заикнуться о прозаическом «кошелек или жизнь», а широким жестом зазывалы плавно развел руки и обратил взор на меня:

– Давай действуй! В прошлый раз у тебя отлично получилось.

Но, как ни странно, «действовать» начал Адриано. Он с рыком оттолкнулся уже не ногами, лапами, вылетев из седла, как камень из пращи, и кинулся, клацая зубами, на одного из арбалетчиков. Щелкнула тетива, и болт взмыл в небо. Удар лапой по виску заставил несчастного потерять сознание. Второй стрелок спустя мгновение был покусан и молотил ногами о землю, а оборотень нещадно валял его.

Один из любителей «ближнего боя» с тесаком в руках крикнул: «Демон!» Его нижняя губа мелко задрожала, ладонь судорожно сжала древко, и он… бросился наутек, подавая пример остальным.

Адриано, отвлекшись на инфернальный эпитет, поднял морду и успел лишь обиженно крикнуть вдогонку:

– Синьоры, я не демон, я оборотень!

– Какая разница! – кто-то из улепетывающих решил озвучить общую мысль.

Надо ли говорить, что крик бандита, оскорбивший оборотня до глубины души, подействовал лучше любой нюхательной соли, приведя в чувство и первого атакованного. Арбалетчик, бросив свой рабочий инвентарь, присоединился к союзникам, спешно покидавшим поле битвы.

Бедняга, которого подмял хвостатый, успел наполовину ужом вывернуться из-под Адриано, пока тот отвлекался на беседу, однако в последний момент был придавлен к земле лапой. Но окончательно доконало беднягу заявление блохастого:

– Раздевайся!

После этого грабитель счел, что общение с исчадьем ада выше его сил, и отрубился.

Адриано взвыл протяжно и заунывно, словно увидел на небе круглоликую луну. Первым понял его досаду свекор:

– Ну кто же знал, что они тут такие пугливые?

– Они не пугливые, а набожные, – вступился за разбойников оборотень, принимая человеческую ипостась.

Кстати, зрелище обратной трансформации, не скрытое одеждой, было тем еще: не будь я медиком – стошнило бы. А так, ну человек изнутри, только живой при этом.

– Хотя бы легче стало? – участливо спросил Дейминго.

– Да, теперь полегчало.

После этого заявления я выдохнула. Хорошо, что этому хвостатому, как выразился он сам, полегчало: с того приснопамятного разговора меж девичьих статуй Адриано напоминал скороварку под давлением. Чувствовалось, что внутри его кипят, клокочут эмоции, выхода которым он осознанно не дает. Наша перепалка не в счет. Ему нужно было остыть, но срывать зло на той единственной, кто сможет вернуть его в настоящее? Или ее спутнике? Вот оборотень и крепился.

Взглянула на обнаженного мужчину, уверенного в своем магнетизме. Он довольно усмехался, поднял руки, словно потягиваясь, отчего мышцы на его груди напряглись. Могучий торс, широкие плечи, узкая талия и накачанный пресс, кожа, отливавшая бронзой, – классический эталон самца. О том, что это именно самец, помимо всего прочего говорил и первичный половой признак, который оборотень также не преминул продемонстрировать во всей красе.

Я поймала себя на мысли, что тело Адриано интересно мне столь же, сколь статуя Аполлона Бельведерского.

Помимо воли память подкинула совершенно другие картинки: молочно-белая кожа с россыпью веснушек, рыжая прядь и бег тысячи мурашек по плечам. Наши соприкасающиеся стопы, его острые колени и тихий шепот: «Любимая». Нежность поцелуев, едва уловимых, скользящих по щекам, ключицам, груди, подрагивающему животу, бедрам. Лим. Мой стон под тяжестью его тела становится тем переломным моментом, когда чуткость сметается волной страсти. Он ворчит, напрягается, борясь с внутренним пламенем нестерпимого огня, чтобы хоть еще немного удержаться на грани меж ожиданием и наслаждением. А я – распятая на ложе, нетерпеливая и разгоряченная. И наше единение. Полное, глубокое, такое, что кажется, соединяются не тела – души.

Наверное, в одну из таких ночей небо и решило подарить нам маленькое долгожданное чудо, которое сейчас росло у меня под сердцем.

Адриано же, не подозревавший о моих мыслях, принял блуждавшую на моем лице улыбку на свой счет.

Оборотень хищно, торжествующе улыбнулся и, красуясь, оперся о бедро. И тут же был остановлен обманчиво-ленивым голосом Дейминго:

– Я, конечно оценил твои прелести, но боюсь, что ты, Адриано, все же не в моем вкусе. Вот если бы у тебя были округлые бедра и волнующая женская грудь…

Блохастого как ушатом холодной воды окатили. Он отвернулся, продемонстрировав нам то место, откуда у приличных оборотней растет хвост, и начал деловито стаскивать одежду с поверженного, поскольку та, что была на нем до трансформации, порвалась в клочья.

В город мы прибыли после полудня. Синьор в годах, безусый юнец и их слуга. Впрочем, теперь Адриано смотрелся на осле более чем уместно.