dnl

     ...Там выращивают ещё тот, что так любили в районе боевых действий в Чечне и с той и с этой стороны, густой плиточный чай, пуэр, – куда там краснодарский! – и тоже никакой власти, полный беспредел – вернее, даже не было понятия беспредела, беспредел ведь и начинается там, где заканчивается понятие "беспредел", – разрешали даже казино, за что в других районах страны – сразу к стене. Как-то там два маленьких уездных города внезапно объявили себя независимыми – автономию, – закупили оружие через Бруней; подавляли их Восьмой армией. Думаю, интересно. Как говорил Мэнцзы, люди важнее географии, а география – времени, вдруг – пройдёт? Отсюда – и в вечность. Frome here to eternity. Выбираю, говорю, уважаемая, вас. Она говорит – пойдём!

     Допиваю чай из хризантем с ледяным сахаром, плачу ещё сто, поднимаюсь с ней наверх. Она идёт по ступенькам тихо, как кошка, талия такая – можно двумя ладонями взять в кольцо.

     В её комнате – кровать и биде. На стене – распятие, Иисус, смотрит. А что? Ему не привыкать. Он за две тысячи лет видел и не такое. И Будда...

     Сидим, пьём чай. Я отступать – не намерен. Возможность освобождения при этой жизни обрести чрезвычайно трудно. Это очень редкий случай. И случай этот – как правило – не приходит по нашему желанию, тут всё чётко. Следствие-причина, причина-следствие. И не ради себя. Ради других. Не ради себя...

     Если я проведу вечер с настоящей бодхисаттвой – страшно подумать, ночь! – это скажется на всей этой моей жизни, всех следующих, и – всех моих друзей и родных, до седьмого колена. Я, эго, мужчина, женщина... Ерунда! Мы не видим реальность такой, какая она есть.

     Жду знака, знака нет.

     Она так хитро посмотрела на меня и говорит, слушай, давай начинать! У меня – клиенты. Я – тут она сузила глаза больше обычного, как хороший самурай, коварно и, одновременно, мудро, – здесь занимаюсь бизнесом, кончатся твои полчаса, и всё, ты выстрелил из пушки, можно отдыхать, а мне надо идти вниз, работать. Поэтому, извини, дорогой, и оргазм себе позволить не могу. Хотя ты мне – нравишься. Ты похож на бандита. Члена чёрных триад.

     ...Я говорю, так я и двигался в Москве в 90-х годах. И Петровка меня знала, конечно. И стоял нормально, и общался с серьёзным обществом. И вообще – всё. Я по жизни ещё не перед кем глаза не опускал, только в камере. Там нельзя с ними ругаться, забьют ещё, за пять минут сделают инвалида из нормального бойца. Она машет рукой – говори ещё. Но на часы – смотрит. Я набираюсь храбрости, и, использую последнюю возможность, говорю, а у тебя подруги есть? Мол – скучно вдвоём. Ну что это за однополая любовь? Мне нужен двойной инь. Два феникса, один дракон. Вот – битва. Она смеётся, говорит, а выдержит твой яшмовый черенок? Я говорю – не вопрос. Проблем у нас никаких, их просто нет. Она кивает головой, можно и три. Я говорю – давай, ара, э! Я спрашиваю, сколько?! Пятьсот. Конечно, не юаней. Я говорю, банк – где? Где банк?..

     Она очень учтиво меня проводила до двери, было уже темно, показала направление. Сказала, на север-север-юг. Китайцы вообще никогда не говорят направо-налево. Я стал на небо смотреть, где семь звёзд. Где семь звёзд, там и ковш.

     ...Она вдруг порывисто подбежала, за шею обняла, руки там сложила каким-то определённым образом в виде знака, ко мне прижалась всем телом, я от страсти этой прям осел, как сноп сжатой соломы, из которого вынули центральный колышек, такая она прозрачная вся, с оттенком ультрафиолета, визуально – видно, в ухо горячо шепчет, мол, жду звонка!.. Вернее, ждём.

     Беру следующее такси – в Куньмине они красного цвета, и дороже, чем в Сиане, с синевой – спрашиваю: в банк отвезёте? – Идти, так идти до конца, да? Замахнулся, значит – бей. Или нож – не доставай. Таксист – конечно, уважаемый, конечно. Это тут в двух шагах. Я совершенно не имею представления, где мы, но абсолютно трезвый – впереди – целый город банкоматов.

     Стеклянные двери открываются, я захожу, и тут машина... съедает у меня карту. Это шок. Карта на имя дочери брата жены, в Шанхае живёт. Это от Куньмина примерно как от Сочи – до Москвы. Это всё. Проглатывает карту, а я стою посередине пустого ночного зала, где и людей-то кроме меня других нет, и двинутся не могу – сковал ужас члены, как в заколдованном круге. В который по твоему приказу подвластные тебе духи на рассвете приносят окровавленные головы твоих врагов.

     Таксист, обеспокоенный моим стоянием – как тут не вспомнить Стивена Кинга, "The Stand", – входит в зал, смотрит, я говорю, съело. Развожу руками так миролюбиво и отчаянно. Мания величия, смешанная с комплексом неполноценности. Он глядит прямо мне в глаза, с досадой машет рукой, садится в машину, уезжает. Интересно, в Японии он бы постарался меня убить? Или в Корее? В Китае он – на прощание! – улыбается. Я – улыбаюсь тоже. In Rome do as Romans do. Или по-другому – идёшь, ара, в монастырь, спроси устав, да?