До февраля

– Ань, отвлекись на секунду от своих нечеловеческих переживаний и послушай, – сказала Наташа, крепко взяв Аню за плечи и отстранив так, чтобы видно было строгое, но вроде не раздраженное лицо. – Ты нужна мне. «Пламени» нужна. Понятно, что как-нито и без тебя его вытянем, но мы же хотим, чтобы не стыдно, так ведь? Чтобы мечта, чтобы смысл. А для этого ты нужна. Даже зареванная. И исполнять мечту всё равно придется. Независимо от того, ревешь ты или нет. А зареванной работать неудобно. Просто наблюдение, по себе знаю. А ты решай сама.

Эта напористая белиберда почему-то действовала не то чтобы успокаивающе, но как-то устаканивающе: да, реветь можно, но это непрактично, так что надо, наверное, отложить текущую операцию, если получится, конечно, – о, уже получилось, спасибо, да есть у меня салфетки, всегда уж с собой вагон таскаю, при таких-то свойствах, всё-всё, я нормально, Наташ, спасибо.

На том и расстались – спокойно и по-дружески. Однако, выталкивая Аню за дверь, – а предварительно убедившись, что та дышит уже не прерывисто, а глаза и морда пусть и краснее китайского флага наверняка, зато сухие – надо кремом смазать, а то опять шелушиться всё начнет, – Наташа напомнила:

– А рукопись завтра подтаскивай.

Глава пятая

Наташа послушала, не отходя от двери. Шаги вроде ровные, не замирают и не ускоряются. Будем считать, успокоилась.

Вот же характер, девочка-с-пальчик-с-психотравмой-на-всю-голову. И ведь явно на пустом месте, не били ее и не терзали, с детства в любви росла, правда, похоже, в безнадежно однополой семье, так из таких однополых, с мамой-бабушкой, полстраны уже которое поколение выходит, чтобы бороться с однополостью и плодить ее дальше разводами и неумением жить без борьбы. Наташа тоже без отца выросла, он молодым умер от рака печени. Тридцать два ему было, а Наташке восемь, а Андрею три. А маме тридцать один. Ничего, вытащила, справилась, и подкармливала уже взрослых детей до самой… Так, всё, хватит.

Наташа зажмурилась и несколько раз выругалась – в свой адрес и в адрес Ани, которая так невовремя разнюнилась. Наташа ведь собиралась расспросить ее про сюжет и финал сволочной рукописи – надо же понять, насколько осведомлен и близок к реальности был сученыш, это написавший. Ладно, завтра сама посмотрю, решила Наташа, дернула головой, чтобы вытряхнуть из нее обстоятельное описание того, как эта тварь убивала ее маму, – безуспешно, само собой, это описание даже после недели проспиртовывания горело в сознании и почти дословным изложением, и картинкой, и смрадом пережженной кофейной гущи с отдушкой пропана, – вернулась к столу, схватила телефон и позвонила Андрею.

– Живая все-таки, – приветствовал ее любимый братец, не скрывая раздражения.

– Я-то да, а ты-то где? Я полагала, ты сразу у моих девчонок заберешь… то, о чем я говорила.

– Ты полагаешь, а другие располагают. У меня тут как бы основная работа, если помнишь.

– И в выходные, оба дня? – уточнила Наташа с непонятным ей самой ехидством: она-то знала, что выходные и праздники у Андрея были даже более эфемерными, чем у нормальных ментов.

– Прикинь.

Андрей, похоже, хотел еще что-то добавить, в порядке пояснения, а не отругивания, – помнят, значит, кусочки подкорки, чему нормальной психикой обязаны. Тому, что с детства от старшей сестры не скрывал ничего и время от времени получал полезные советы. Ну, как полезные – жизненно необходимые. Кабы не пара Наташиных взбучек, уволили бы Андрейку раз пять, на Светке не женился бы он точно, ну и поступил бы не на юрфак с прицелом в полицию, а на строительный, как батя, понимаешь, или на бессмысленный менеджмент, как дружки-балбесы.

Впрочем, ничего Андрей не сказал, терпеливо ждал ее реплики, попутно занимаясь чем-то более для него важным: слышны были медленные пощелкивания клавиатуры.

– То есть ты не заедешь забрать… это? – уточнила Наташа.

– Блин, – сказал Андрей. – Наташ, ты своими экивоками сейчас на меня всё наше гестапо заводишь. Начнут слушать – о, явно про деньги, дурь или там пулеметы говорят. Давай поаккуратней.

– Извини. Я про… рукопись.

На экране повисло и ушло уведомление. Наташа улыбнулась и одернула себя. Андрей вздохнул, унявшееся было щелканье возобновилось.

– Ну надо, учитывая… Короче, сегодня точно никак, завтра… Ну не знаю, Наташ, я постараюсь хотя бы к вечеру разгрестись. Девчонки твои ждать будут? Или я могу куда они скажут подскочить.

Не передавливай, велела себе Наташа, и сообщила:

– Ладно, не дергайся. Я всё сделала, эта фигня… рукопись у меня завтра будет. Подъезжай ко мне, если сюда не успеешь.

– Да ты не откроешь.

Можно было спросить «Когда это я не открывала?», но лукавить было стыдновато, да и день получался тяжким сверх обстоятельств, поэтому Наташа просто сказала:

– Ну в офис доедешь когда-нибудь. Завтра, послезавтра, через месяц. Лучше, мне кажется, не тянуть.

– С учетом последних обстоятельств, – пробормотал Андрей.