До февраля

– То сидят до полуночи, то сдергивают с ранья, как раз когда… – пробормотал Паша, всматриваясь в экран телефона. – И в соцсетях нет, и телефон вне зоны.

Он шумно уронил куртку на свой стол, плюхнулся в кресло, привычно избежав обрушения, и зарылся в мессенджеры, пытаясь выловить свежие следы Ани.

– В метро, наверное, – ехидно предположила Юля поверх стрекота клавиш.

Паша не стал отвлекаться на шутки про местное метро, о строительстве которого даже в советские времена заикались лишь самые расторможенные прожектеры. Он отложил телефон и неожиданно для себя спросил:

– Юль, как думаешь, в сегодняшних условиях менты могут утаивать серьезное преступление?

– Это смотря насколько серьезное, – рассеянно пробормотала Юля. – Вроде ограбления Центробанка и убийства Кеннеди?

– Типа того. Или там серию убийств, маньяка и прочее.

– Ага-а, – протянула Юля еще рассеяннее, взвинчивая темп набора. – Ура.

Стрекот оборвался, она быстро пробежала глазами по строчкам, кивнула, поделала что-то с текстом, видимо, выставляя его на сайт, беззвучно протрубила победный марш и улыбнулась. Потом наклонила голову, явно отматывая разговор к последним фразам, и сказала:

– Слушай, ну я бы увидела и поставила, если бы что-то было.

Юля помимо прочего делала ленту новостей – в основном для того, чтобы поддерживать видимость жизни на сайте и вообще в «First media», которое с самого начала только притворялось новостным ресурсом, а на самом деле вяло занималось рекламой и пиаром – вернее, тем, во что в регионах превратились реклама и пиар к двадцатым годам двадцать первого века. Каждый будний день Юля публиковала от пяти до семи сообщений, наскоро выкроенных, как правило, из релизов пресс-служб губернатора, мэров, заксобраний и местных предприятий, из официальных аккаунтов чиновников, а на полном безрыбье – из срачей в соцсетевых группах вроде «Услышано в Сарасовске». Сводки УВД и следственного комитета, конечно, просматривались в первую очередь.

– Ну, Юль, – сказал Паша снисходительно.

Юля подняла брови и осведомилась:

– Сэр придумывает обесценивающее определение для моей бесценной работы?

Паша понял предупреждение, подумал и сказал:

– Юль, твоя бесценная работа – нас кормить. Ты госконтракты выковыриваешь. А лента – это общественная нагрузка, так ведь?

– Судя по оплате, да, – согласилась Юля, с интересом наблюдая за дипломатическими потугами Паши.

Тот продолжил еще аккуратнее:

– И в ленте у тебя всегда, ну, почти, вторичная информация. Не то, что мы сами нашли, накопали, вычислили и так далее, то есть не журналистское мясо, а тупо пресс-релизы.

– Тупо – это у тебя, – заметила Юля, но вроде без обиды. – А у меня – со свойственной мне отточенной элегантностью.

– Это само собой. Но там только то, что тебе выдали. А если не выдали, этого не будет ни у тебя, ни в соцсетях, ни тем более в федеральных агентствах. Нигде. Вопрос, еще раз, в этом: могут ли менты скрыть наглухо серьезное преступление?

Юля улыбнулась.

– Паша. Ты уже не криминальный репортер, это давно не «Вечерка», и тут не Чикаго и не, я не знаю там, Ангарск. У нас серьезных преступлений не бывает, маньяков тем более.

– А чем это мы такие особенные?

– Не только мы. Любой областной центр. Ты вот на зачистку поляны плакался – журналистской там, политической. Но зачистка потому и тотальная, что вообще любые экстремальные проявления убраны – и в бизнесе, и в религиозных проявлениях, и в криминале. Как в эквалайзере, знаешь – верхние и нижние частоты срезали, чтобы на уши не давило и по нервам не било. Осталось бу-бу-бу. Воровать можно, жену бить или мужа ножом пырять – ради бога, а вот бандгруппы, маньяки и так далее…

– Погодь-погодь, – сказал Паша обалдело. – Ты что, всерьез считаешь, что маньяков можно регулировать, это самое, политическими решениями?

– Не маньяков, а любую не предусмотренную властями активность. И не решениями, а практикой. Знаешь, да, какой единственный период новейшего времени, когда в Сицилии не было мафии? При Муссолини. Потому что два упыря в одной берлоге не вмещаются.

Ты кого это сейчас маньяком назвала, мог сурово уточнить Паша, но он предпочел держаться сути:

– А ничего, что вот тут, в центре самом областном, маньяк…

– Орудовал, – подсказала Юля с очень серьезным видом.

Паша запнулся, подбирая другое слово, махнул рукой и продолжил:

– Десятками душил, там реально куча трупов, потом в Поволжье, в Подмосковье даже, в федеральный розыск объявили, но так и не нашли.

– Так это когда было? В лихие девяностые, поди.

– В тучные нулевые, почти что в скрепные десятые.

– Разница-то. И вообще: нормально делай – нормально будет.

– В смысле?

Юля засмеялась.

– Один мой там… молчел, в общем, так выражаться любил. Я имею в виду, жизнь – она разнообразна. В ней много непересекающихся прямых и несмыкающихся пузырей. Есть пузырь политических активистов, а есть – рыболовов-спортсменов, и они друг с другом никогда не встретятся и никогда друг друга не поймут.

Что-то я до такой мудрости не дорос, кажется, попытался сказать Паша, но Юля показала, что сейчас пояснит: