До конца жизни

Но уйти Антону не удалось. На перроне свадьба опять окружила его плотным разноголосым кольцом и опять озорно и непререкаемо потребовала:

Гармонист, гармонист,
Выйди на дорожку,
Я еще не танцевала
Под твою гармошку!

Деваться Антону было некуда. Он снова развернул мехи, легко и вовремя подхватил частушку и даже сам чуть было не созорничал, не запел ответную, как любил это делать когда-то в молодости.

За всей этой путаницей и весельем Антон и не заметил, как свадьба добралась до небольшого полудеревенского дома на окраине города. О том, что места здесь не совсем городские, он догадался по верным, безошибочным приметам. Идти Антону стало легче; мягкая, не покрытая асфальтом земля понимающе откликалась на каждый его шаг. Казалось, она хотела помочь Антону пробираться в дневной сияющей темноте. Привычно и даже как-то сказочно пахло яблоневым садом, травою и цветами. И уж совсем надежною была последняя примета: входила свадьба не в подъезд, а в широкие деревенские ворота.

Антон хотел было опереться на них и заиграть что-нибудь особенно праздничное, торжественное и веселое, что и полагалось играть в таких вот случаях, когда жених с невестой впервые входят в дом.

Но его опередили. Как только свадьба появилась во дворе, так сразу откуда-то из-за сада многотрубно и по-военному решительно грянул оркестр.

Антон нисколько этому не огорчился, а даже, наоборот, обрадовался, что теперь вот под оркестр свадьба разгуляется еще раздольнее и шире. Он застегнул гармошку на пуговку и без всякого сожаления закинул ее за плечо, собираясь возвращаться назад к электричке.

Но потом как-то неожиданно для самого себя, осторожно обходя людей, прошел в глубь сада, снял гармошку и присел под яблоней на ласковой, еще почти весенней траве. Очень уж хотелось послушать Антону, как свадьба рассядется за столы, как она закричит свое победное «горько», и как жених, подчиняясь ее требованию, встанет и на виду у всех будет целовать невесту, взволнованную и счастливую.

Дожидаясь этой минуты. Антон затаенно слушал оркестр: вначале в единстве и содружестве, а затем каждый инструмент отдельно, легко узнавая его среди множества других. Вот неистово надрывается саксофон, беззаботный и разгульный, словно сулит молодоженам одно лишь веселье и удачу. Вот пронзительная и упрямая флейта, не соглашаясь с ним, предупреждает жениха и невесту, что не только радость ожидает их в жизни. Вот вся в сомнениях валторна, мучительно изогнувшись телом, не знает, на чью же сторону ей встать — флейты или саксофона. Вот по-совиному ухает барабан, кажется, ко всему равнодушный и безразличный, а на самом деле самый жалостливый и грустный. Вот умудренный жизнью, всегда как будто играющий для самого себя фагот пробирается поближе к жениху и невесте, чтоб вселить им в душу надежду и уверенность…

Немного устав от всего этого спора, Антон опять свел все инструменты воедино, заставил их звучать слаженно и четко. И в следующее мгновение по-детски изумился: оркестр обещал молодоженам одно лишь никем еще не пережитое, не испытанное счастье…

От этого их счастья Антону стало радостней и легче. И он почувствовал, как где-то в глубине души у него тоже рождается оркестровое торжество и ликование.

Слушая эти два оркестра: один неистово веселящий во дворе свадьбу, а другой тайно и невидимо поселившийся в его душе, Антон опять представлял, что он видит и что может пойти в любой конец земли, где только есть жизнь и солнце.

Опомнился Антон спустя, наверное, полчаса, когда тот свадебный оркестр вдруг замолчал, а гости, шумно переговариваясь, начали рассаживаться за столы. Забыв о гармошке, Антон поднялся и торопливо пошел на эти звуки, боясь пропустить самый важный для себя во всей свадьбе момент.

Поспел он как раз вовремя. Позвякивая рюмками, свадьба поднялась из-за стола, замерла и вдруг, словно сговорившись, грянула озорное и торжественное:

— Горь-ко! Горь-ко!

Помедлив всего одно мгновение, жених послушно встал, невеста затрепетала в его руках — они оба затихли, готовые так вот рядом стоять всю долгую, не изведанную еще жизнь…

Наверное, минуты две-три свадьба держала их в объятиях, а потом, удовлетворенная, щедро и многоголосо вознаградила:

— Слад-ко! Слад-ко!

Оркестр на лету подхватил эти одобряющие слова и, наполняя ими всю округу, все земное безмерное пространство, взметнул на какую-то небывалую высоту. Они долго, несмолкаемо звенели над яблонями, над телеграфными проводами и над крышами домов. Но во дворе о них уже забыли. Там, отрешенное от всего на свете, от пространства и времени, буйствовало настоящее свадебное веселье, с песнями, танцами, с обязательным выкупом невесты, караваем и еще бог знает с чем…