До мозга костей (ЛП)

Он поднимает руку к моему лицу. Его глаза наблюдают за большим пальцем, который вытирает еще одну слезу, которая следует по пути, проложенному первой.

— Ты задаешь вопросы, на которые уже знаешь ответы, lille mejer, — говорит Джек.

Проходит целая вечность, прежде чем он поднимает пристальный взгляд от моей щеки к глазам. Он наклоняется, не убирая руку с моего лица, его дыхание согревает мои слезы. Самый мягкий поцелуй прижимается к моим ресницам, когда я закрываю глаза.

Я могла бы спросить его почему. Почему он потратил годы, пытаясь вывести цветок, который будет иметь цвет моих глаз, а все остальное время пытался подтолкнуть меня к тому, чтобы я покинула Уэст Пейн? Но если спрошу, будет ли у него вообще ответ? Что бы он не чувствовал, оно скрыто в коконе, и когда его самые сильные эмоции прорываются сквозь гробницу шелковистой ткани, я не знаю, понимает ли он то, что ощущает.

Моя рука обхватывает его запястье. Швы прижимаются к его пульсу. Свидетельство его заботы прямо здесь, на моей коже, в биении его сердца о рану, которую он помог залечить.

— Это никогда не было связано с благодарностью или признанием, или подтверждением того, что ты заслуживаешь быть в Уэст Пейне, или даже с тем, что я оставил тебя умирать в твоем доме, не так ли, — говорит Джек, отстраняясь на достаточное расстояние, чтобы посмотреть на мою реакцию. Когда я продолжаю молчать, его брови приподнимаются в молчаливом вопросе, и он обхватывает мое лицо ладонями.

Я сглатываю и качаю головой. И все равно он ждет, вглядываясь в меня, зарываясь под каждый слой, пока все они не будут сорваны. Когда я пытаюсь отвести взгляд, он слегка приподнимает мое лицо, безмолвно умоляя не отстраняться.

— Нет, — наконец шепчу я.

— Это связано с тем, что я заставляю тебя чувствовать себя одинокой. Нежеланной.

Одинокой.

Нежеланной.

Эти слова взрываются в воздухе, как маленькие бомбы.

У меня болит грудь. Ещё больше слез скатывается с ресниц, но Джек смахивает их большими пальцами.

— Прекрати, — говорю я, хотя не отпускаю его и не пытаюсь вырваться из его обьятий.

— Нет, — отвечает он. Простое нет. Он никогда не говорил со мной так мягко, и все же эти три буквы ранят так же глубоко, как его самые жестокие слова. Как острие скальпеля. Словно он заглядывает под разрез, чтобы вытащить то, что скрывается под моей плотью.

— Остановись. Пожалуйста, Джек.

— Нет. Я потратил столько времени впустую. И теперь мне кажется, что его недостаточно.

Я открываю рот, чтобы начать умолять. Потому что, если он соскребет этот слой, не останется ничего, что могло бы удержать его. Не останется тонкой завесы ярости, за которой можно было бы спрятаться.

Но Джек говорит прежде, чем я успеваю подобрать слова.

— Я не могу обещать, что не причиню тебе боль снова. Мы оба знаем, что жизнь устроена не так, — говорит Джек, его глаза прикованы к моим, хотя я сосредоточенно смотрю на его губы. Я чувствую его серебристый взгляд, который сверлит мой разум, как шуруп. — Но оглянись вокруг, lille mejer. Ты не нежеланна. Ты не одинока. Ты уникальна, — Джек наклоняет голову, пока его глаза не оказываются на одном уровне с моими, и у меня нет другого выбора, кроме как встретить их острую решимость. — Ты — яркий и ослепительный свет в темноте. И мне жаль, что я заставил тебя чувствовать себя чем-то меньшим, чем ты являешься.

Джек удерживает мой взгляд, ожидая, пока слова проникнут в рану, которую он нанес, прежде чем прижимается губами к моим, закрывая их. Поцелуй длится не дольше, чем прерывистый вдох, а затем он заключает меня в объятия.

И это все, что нужно, чтобы открыться.

Просто объятия. Просто мысли, переходящие в действия, которые могут показаться незначительными, но они являются ключами к запертым дверям. Он дает мне то, в чем, как он знает, я нуждаюсь. Латунь взамен разбитому стеклу. Швы на рану. Последние останки врага, ценный трофей. Извинения, хотя он, возможно, не способен чувствовать раскаяние. Но он старается.

А что есть любовь, если не это.

Может быть, Джек никогда её не почувствует. Может быть, он чувствует, но никогда этого не узнает.

Но я чувствую её. Я знаю её формы и цвета, её камуфляж. Я стала такой, какая есть, за одну ночь и последующие дни боли. Я не родилась и не выросла такой. Я любила, была любима и потеряла всё это.

Когда я смотрю за его плечо сквозь высыхающие ресницы, окруженная оттенками голубого и ароматом цветов и укрытая в его крепких объятиях, я знаю, что влюбляюсь в Джека Соренсена.

Несмотря на то, что он уезжает.

Несмотря на то, что он никогда не сможет полюбить меня так же.