И все темные, порочные мысли, которые я изо всех сил старался отогнать, пока пытался держаться подальше, — я чувствовал себя бессильным. Она была настолько чертовски красива. Её аромат был мучителен. Её смех разжигал огонь под моей холодной кожей, в то время как я тщетно пытался представить, как бы звучали её крики.
Она поглотила меня с первого дня.
С безжалостной яростью я жаждал наказать её за это.
Эта чертова рубашка с завязками на шее практически привела меня к переломному моменту, и я знал, что должен снять её, иначе сорвусь.
Я подпитывал голод, сначала рисуя её, запоминая каждую тень на её лице. Каждый соблазнительный, сексуальный изгиб её тела я запечатлевал в своей памяти каждым мазком угля.
Она единственная из моих объектов, с которой я никогда не снимал плоть. Я позволял себе только фантазировать о том, как бы выглядели её хрупкие кости, слишком опасаясь воплотить эти образы в реальности, боясь, что не смогу остановить себя.
Когда у меня не получилось выбросить из головы её голубые глаза, я вывел свои гималайские голубые маки, чтобы они точно соответствовали оттенку её поразительных радужек, и вся моя оранжерея стала святилищем её красоты.
В любой момент я мог прекратить свои мучения. Мог сдаться и разрезать её на части, чтобы мучительно содрать её кожу, пока не получил бы награду, которая, как я знал, скрывалась под ней, ту нежную подъязычную кость, которую я почувствовал, когда моя рука сдавила её красивое, утончённое горло. Настоящая звезда для моей витрины трофеев. Я мог бы превратить её в пепел, воспоминание легко стереть из памяти, а останки развеять по маковым грядкам.
Потребность отдаться неутомимому влечению и заставить её исчезнуть была мучительной, с ней я боролся каждый день, входя в двери университета. Потому что если бы я этого не сделал, если бы позволил этой одержимости овладеть мной, — это привело бы к нарушению моих собственных правил.
Она искушала меня бросить вызов собственной природе.
Она была угрозой.
И прямо сейчас провокационный вид её нежной кожи — слишком большое искушение, манящее меня потянуться к скальпелю на подносе.
Доведенный до дикого желания, я прорываюсь сквозь последние остатки своей слабой сдержанности, направляясь к её седированной, ангельской фигуре на каталке и просовывая острое, как бритва, лезвие инструмента под рубашку.
Звук рвущейся ткани скользит по моей коже с болезненным удовлетворением, в то время как я провожу скальпелем вверх по центру, разрезая одежду, которую я ей подарил, и её кружевной лифчик, чтобы полностью обнажить её тело передо мной. Затем позволяю рубашке соскользнуть с её грудей, любуясь её затвердевшими сосками, равномерным подъемом и опусканием груди.
Я не тороплюсь, позволяя своему взгляду изучить каждый сантиметр её обнаженного и уязвимого тела.
Я знаю, что Кири не родилась убийцей. У неё есть совесть, душа, сопереживание. Она хочет любить и быть любимой — и, несмотря на мои ограничения в этой области, я сделаю всё возможное, чтобы дать ей то, в чем она нуждается. Но это…
Это всё для меня.
Развратно. Девиантно. Грязно.
Нечестивый способ, которым я собираюсь взять её, заставил бы ангелов сокрушаться.
С порочным голодом я позволяю себе коснуться двух шрамов под её нижними ребрами. Мои пальцы проводят по скошенным краям, двигаясь к грубым углублениям там, где лезвие рассекло кожу.
Неистовый гнев поднимается из недр моей черной души, разъяренный тем, что другой мужчина посмел прикоснуться к ней, причинить ей боль, попытаться
Резня, которую я устраивал в этой холодильной комнате, померкла бы в кровавом сравнении с тем, чему бы я подверг Уинтерса, если бы он стоял передо мной сейчас.
Я убил его слишком быстро.
И я довожу до предела эту дикую похоть. Зациклившись на спящей красавице, распростертой передо мной на каталке, я отбрасываю скальпель, засовываю руку в карман брюк и беру свой твердый член. Между стиснутыми зубами вырывается сдавленное шипение, когда я сжимаю основание, а затем провожу холодной ладонью по своему члену. Поглаживаю его по всей длине, мои бедра двигаются в такт каждому движению моей горящей эрекции, а я смотрю на её раздвинутые бедра, на розовый клитор, выглядывающий между её гладкими губами, и почти чувствую вкус Кири у себя на языке.
Свободной рукой я обхватываю одну из её лодыжек и раздвигаю ноги ещё шире. Двигаю её колени, пока они не касаются стальных перил по обе стороны от неё, широко открывая её для меня, представляя её как драгоценную куклу, ту, которую я могу поставить в любую развратную позу.