Недоверие проскальзывает в глазах Джека, когда я останавливаюсь достаточно близко, чтобы почувствовать тепло его тела сквозь одежду. Но холодный воздух всё равно проникает внутрь, и в тот момент, когда по моему телу пробегает легкая дрожь, его взгляд скользит по мне — по губам, горлу, груди, и вновь возвращается к губам. Он задерживается на них, словно его к ним приклеили, даже когда я забираю напиток из его рук.
— Почему у меня такое чувство, что мне стоит опасаться за свою жизнь? — спрашивает он.
Я продолжаю держать бокал Джека, а другую ладонь кладу на его грудь, чувствуя биение его сердца, прежде чем проследить за линией мышц, сужающейся к ключице. От моего внимания не ускользает, что его пульс быстрее обычного ритма, биение учащается, когда мое прикосновение поднимается вверх по его яремной вене и останавливается на затылке.
— Ты просил пощадить тебя, хотя бы ненадолго, — отвечаю я, притягивая его к себе, пока его губы не встречаются с моими. — Прошло уже достаточно времени.
Я прижимаюсь к губам Джека, поцелуй становится глубже с каждым вдохом, проходящим между нами. Мой язык требует попробовать виски, которое осталось на его губах. Легкий укус губ Джека разрушает его сдержанность, и он толкает меня обратно к центру комнаты. Одна его рука сжимает моё бедро с такой силой, что наверняка останутся синяки, а другая ныряет под подол рубашки, чтобы проследить линии ребер, большой палец поглаживает нижнюю часть моей груди, медленно проводя по кружеву. Он возвращается к моему набухшему соску, и стонет, разрывая поцелуй, чтобы прикусить холодную плоть моей шеи.
— Вы вложили идею в мою голову, доктор Соренсен. И как только она появилась, я уже не смогла от нее избавиться, — говорю я, мой голос хриплый от желания, в то время как губы и зубы Джека прокладывают путь по моей яремной вене.
— И что же это,
Моя ладонь следует по всей длине его твердой эрекции, и я улыбаюсь его ответному стону. Когда я крепко обхватываю его член через брюки, его зубы сильнее вонзаются в кожу.
Звук металла наполняет холодный воздух обещанием, когда я расстегиваю пряжку на ремне Джека.
— Холодильная камера в кампусе. Помнишь, что ты сказал перед встречей о Мейсоне?
— Неужели ты думаешь, что я бы забыл?
Я качаю головой, и Джек сжимает мою челюсть, удерживая на месте, пока он пожирает меня голодным поцелуем. Моё желание совпадает с его, моя потребность в нём свирепа, сжимает моё влагалище дразнящей болью. Но я заставляю себя сдержаться. Я отстраняюсь, прижимая руку к бьющемуся сердцу Джека, и когда он смотрит на меня, нахмурив брови, словно спрашивая, не сделал ли он что-то не так, я одариваю его порочной улыбкой в ответ.
— Знаешь, — говорю я, держа руку на груди Джека, пока его дыхание ощущается под моей ладонью, — мне потребовалось слишком много времени, чтобы собрать все кусочки паззла воедино, — я поднимаю палец над металлическим стаканом, прося о минутной передышке, допивая остатки его виски. Джек смотрит на меня с тревогой, и я мучаю его чуть дольше, чем нужно, прежде чем объяснить, что я имею в виду. — Холод. Поцелуй, когда я дразнила тебя насчет того, что ты никогда бы не разгорячился. Пирсинг.
В глазах Джека смертельная жажда.
Я не отвожу взгляда, когда подношу холодный металл к губам и откидываю голову назад, пока кусочек льда не скользит по языку. Когда опускаю стакан, я демонстративно протягиваю кусочек льда сквозь сжатые губы, держа его между нами, как приз. Затем я ставлю стакан на стол в пределах досягаемости и берусь за пояс брюк и трусов Джека, притягивая его ближе.
— Ты собираешься быть нежным со мной, Джек? — спрашиваю я, широко раскрыв глаза, изображая невинность, когда прижимаюсь к его груди, с мучительной медлительностью опуская руку, всё ещё сжимающую его одежду, чтобы освободить его эрекцию. Джек хватает меня за локоть и поддерживает, пока я опускаю колени на безжалостный бетон.
— Ни единого шанса, лепесток.
Невинность моего выражения рассеивается, как маска тумана, сгорая, чтобы обнажить порочное существо, скрывающееся под ней.
— Спасибо, блять, за это, — говорю я, сжимая его эрекцию.
Я двигаю кусочком льда по одному из гвоздиков, расположенных ближе всего к основанию члена, а затем провожу языком по пирсингу Принца Альберта, наслаждаясь капелькой соленого предъэякулята, собравшегося на головке. Дыхание Джека становится прерывистым, пока лед движется по титану медленными кругами, от одного гвоздика к другому, охлаждая их до температуры, которая, как я надеюсь, граничит между удовольствием и болью. Он стягивает с себя рубашку, выражение его лица почти страдальческое, словно он горит и отчаянно нуждается в объятиях холодного воздуха. Но если он страдает, я здесь не для того, чтобы помощь. Я ласкаю головку члена нежными, дразнящими облизываниями, касаясь его пирсинга, прежде чем взять его между зубами с нежным потягиванием, которое заставляет Джека шипеть от желания.
— Господи… блять…