До мурашек. Об играх со временем, неосторожных желаниях и о ворчунах, вечно спасающих мир

Дьявол приложил пластик к белому экрану и начал вводить ПИН-код. Он следил за курьером, чтобы тот не подглядывал, быстро нажал три раза на цифру шесть, а затем, закатив глаза и вспоминая, что там дальше, снова нажал на шестёрку.

– Недостаточно средств, – курьер оторвал вылезший с жужжанием чек.

– Вот ведь зараза! Опять без моего ведома карту брала! Да что же это такое? Милый друг, – обратился заискивающим тоном к курьеру уже совсем поникший духом Сатана, – давай переводом, а? Прошу тебя, очень нужен мне этот меч.

– Переводом нельзя – у нас все самозанятыми трудоустроены, мне лишние суммы на карте не нужны.

– Да пропади пропадом ваша контора! – дьявол вскинул руки к потолку. – Что мне делать теперь?

– Могу отправить на пункт выдачи. Как будете готовы оплатить – заберёте, – сказал курьер, не обращая никакого внимания на эмоциональные встряски клиента, и направился к выходу, держа в руках погибель целого мира.

– Но у меня же доставка до дома была… – еле слышно прошептал дьявол и, окончательно раскиснув, подошёл к окну, чтобы вдохнуть свежего воздуха.

Через секунду за спиной он услышал голос курьера, разговаривающего по телефону.

– Алло, Архангел Михаил? Это курьер. Вы дома? У вас доставка с девяти утра до шести вечера, вы должны быть в это время дома. Да, доставка из Вальхаллы. Нет, сорок минут не подожду, звоните в колл-центр и переносите сроки. Всего вам хорошего.

* * *

Сатана с тоской смотрел на отъезжающий со двора небольшой сиреневый универсал и, тяжело вздыхая, рассуждал вслух о том, что он сам придумал лень тысячи лет назад. Но кто же знал, до чего это всё доведёт…

Я так вижу

– А чего у меня живот такой большой? – возмутился клиент, рассматривая рисунок, когда художница сделала паузу, чтобы наточить карандаши. – Нарисуйте кубики, что ли.

– Простите, но я никаких кубиков не вижу, – холодно ответила она, сняв лезвием очередную стружку.

– Что, совсем не видите? Даже в долгосрочной перспективе? – мужчина немного сконфузился и подтянул на штанах ремень, который хорошо очерчивал пивной живот.

– Нет, не вижу. А сами вы видите?

– Ну… Ну да. Не прям кубики, конечно, но можно же убрать хотя бы пару килограммов, сделать чуть стройнее в талии. И что это за фон такой унылый? – начал он разглядывать картину более внимательно.

Художница отложила карандаш и направила лампу на мольберт, чтобы было лучше видно.

– Слу-у-у-ушай-те, что‑то мне не нравится, – протянул клиент, мотая взопревшей головой. Его редкие брови сдвинулись, и на лбу залегли очертания нескольких будущих морщин.

– Нравится – не нравится, а ничего переделывать не буду. Так уж я вижу, извините, – она отодвинула клиента локтем к окну и сказала немного нервно: – Давайте уже продолжать.

– Да подождите вы! К чему такая спешка? – попытался он снова протолкнуться к рисунку. – Мне одна женщина сказала, что вы там вообще всё по-другому нарисуете, что красок будет много, а я буду выглядеть как с обложки журнала!

– Какая ещё женщина? – нахмурилась художница и нанесла на рисунок те самые морщины, которые только начинали проклевываться.

– Ну там… бабка одна, картёжница… – кашлянул он неуверенно, теребя от волнения занавески. – Я к ней случайно попал. Она сказала, что знает вас и знает, как вы рисуете. Обещала, что всё будет иначе! Деньги за это взяла…

– Картёжница, говорите? – усмехнулась художница и вернулась к рисунку. – Так, вот тут у нас получается… – задумчиво произнесла она, стуча карандашом по нижним зубам.

Украдкой взглянув на модель, она нанесла ещё несколько штрихов: дорисовала второй подбородок, рассекла щёку некрасивым шрамом, оставленным хирургическим лезвием, взъерошила редкие волосы, затонировала синяки вокруг глаз, на выцветшем воротнике рубашки добавила потёртости.

– Дайте посмотрю! – не выдержал мужчина и, подойдя к рисунку, прикрыл рот рукой: – Вы с ума сошли? Что, что это за безвкусица? Почему я выгляжу как ходячий труп?

Художница пожала плечами.

– Я. Так. Вижу.

– Нет, такое людям даже показывать стыдно. Меняйте, всё меняйте! – мужчина ходил по комнате и размахивал руками.

– Вот! – бросила она на стол карандаши. – Берите и рисуйте, если вас что‑то не устраивает.

Клиент остановился и посмотрел на неё совершенно озадаченно.

– Я не умею, – еле разомкнув губы, сказал он.

– Но вы же критикуете! Вот шанс! Покажите, как нужно делать. Рисунок ваш. Карандаши, кисти, краски, палитра – всё в вашем распоряжении, – полыхнула она злобой и отвернулась.

Судорожно потирая пальцы и облизывая сухие губы, клиент долго разглядывал инструменты. Наконец решение пришло. Дрожащей рукой он схватил палитру, затем нажал пальцами на тюбик с краской. Тот, издав смешной звук, выплюнул цветную каплю. Протерев рукавом вспотевший лоб, мужчина вдавил кисть в густую цветную жижу и, размазав её по палитре, взглянул на рисунок.

– Но я даже не знаю, с чего начать, – прочистив горло, сказал он.

– А вы начните сначала, – обиженно буркнула художница и добавила света в студии, чтобы клиенту было лучше видно.

Мужчина долго вглядывался в рисунок, а затем надавил кистью на бумагу.