Инженер-подполковник посмотрел на свои ручные часы: стрелки показывали двадцать один час тридцать семь минут. А прибор срочности сработает в двадцать один пятьдесят. В его распоряжении осталось только тринадцать минут. Вынуть запальный стакан он успел бы. Но иметь дело с горловиной сложнее, тем более что под ней обязательно должна быть ловушка — хитроумный механизм, не позволяющий снимать крышку с приборов срочности и кратности.
Мгновение минер колебался. Потом строго сказал ничего не понимающему багермейстеру:
— Оставьте землечерпалку. Немедленно уходите на катере…
Алексютович не видел и не слышал, как отходил катер, все внимание его было приковано к мине. Еще раз поднес к глазам часы — тринадцать минут до взрыва. Чертова дюжина! Почему именно тринадцать? Могло бы быть двенадцать, четырнадцать. Совпадение, простое совпадение. Ему ли, разоружившему более одной тысячи четырехсот мин, верить в приметы! И все же неприятно…
«Ну и черт с ней, с этой чертовой дюжиной! Кто об этом будет знать, если мина взорвется?»
Алексютович сбросил с себя китель. С чего начать? Ну конечно, с отыскания ловушки. А где она может быть?
Взгляд невольно упал на часы— оставалось двенадцать минут. Дорогая минута прошла, а он еще не приступил к работе!
Быстрыми, короткими движениями минер очистил часть горловины от раковинок и краски, нашел тщательно зашлифованный винт, прикрывающий доступ к механизму ловушки. Теперь нужно выбрать шлиц, вывернуть винт. Это несложно, но требует времени. А большая стрелка ручных часов неудержимо бежит по циферблату.
«Не буду смотреть», — решил Алексютович, но все же не сдержался и, когда вынутый винт скатился в ковш, а ловушка была застопорена, взглянул на часы: стрелки показывали двадцать один час сорок три минуты. Осталось всего семь минут, а надо было отвернуть еще двадцать четыре винта. Для этой работы в нормальных условиях потребовалось бы полтора — два часа, а ему оставалось несколько минут.
Винты проржавели, одно резкое неточное движение — и головка винта развалится, тогда трудно будет вывернуть его.
Ловкими, умелыми движениями пальцев Алексютович быстро начал вращать отвертку, и вскоре первый винт покатился в ковш. Взгляд скользнул на циферблат— затрачена целая минута! Много! Ужасно много! А ведь осталось еще двадцать три…
Руки минера начали быстрее вращать отвертку. Второй винт полетел в ковш, пятый, шестнадцатый… Взгляд опять уперся в циферблат—большой стрелке не хватало двух маленьких делений, чтобы достичь заветной десятки.
«Не успеть! — мелькнула страшная мысль, но ее тут же сменила вторая, упрямая и настойчивая: — Успеть! Во что бы то ни стало успеть!»
Рывком правой руки Алексютович повернул часы на тыльную сторону. Так будет лучше, свободнее. Все равно он отсюда никуда не уйдет. Просто не успеет уйти, даже если захочет.
Уже двадцать три винта валяются в ковше, остался последний — двадцать четвертый. Нестерпимо заныла спина, точно в нее вгоняли тупой кол. И еще это назойливое тиканье часового механизма…
Последний, двадцать четвертый винт вывернут — и горловина слетела в ковш. Перед глазами минера — пульсирующий часовой механизм прибора срочности. Но он не интересует сейчас Алексютовича. Рука ухватила толстый серый провод, идущий к запалу, и рванула его на себя.
Алексютович посмотрел внутрь мины. Часовой механизм прибора остановился. Значит, он не ошибся в расчетах и принял правильное решение.
Минер встал, с усмешкой взглянул на притихшую мину, слез с ковша и подал сигнал на катер.
Солнце уже давно скрылось за горизонтом, наступала светлая июльская ночь.
Из протоков вышли на широкую гладь реки темные буксиры. Из бухточек выплыли стройные яхты, а в устье Даугавы неповоротливый громада-транспорт загремел цепью, снимаясь с якоря.
Жизнь на реке и в порту продолжалась.
ЯКОРЬ ЧИСТ
Тральщик подходил к Таллину. Отчетливо стали видны неуклюжие портовые краны на причалах и возле них — лес мачт: стройные, высокие мачты парусников и шхун; приземистые—буксиров и катеров; толстые, обросшие надстройками мачты эскадренных миноносцев, крейсеров.
Вот и Минная гавань. Сигнальщик старший матрос Ивакин поднес к глазам бинокль и отыскал сигнальный береговой пост. Скоро они будут на месте, а через час можно готовиться и к увольнению.
— Сигнальщик, запросите добро у поста встать к стенке, — приказал капитан-лейтенант Фомичев.
Ивакин выполнил приказание и, получив ответ, огорченно доложил:
— Товарищ командир, получено: встать на якорь, Фомичеву не по душе эта непредвиденная задержка, но служба есть служба.
По местам стоять, на якорь становиться, — привычно скомандовал он и перевел ручку машинного телеграфа на «стоп».
Прозвучал сигнал. На бак высыпала боцманская команда и привычно принялась готовить якорные устройства к отдаче.
Ивакин начал осматривать в бинокль многочисленные пирсы, занятые кораблями. Взгляд его задержался на сторожевом корабле, который медленно отходил от стенки.
«Возможно, туда нас поставят»,— мелькнула обнадеживающая мысль.