До последнего вздоха

Обхватив запястье, с силой растёрла. Вчера вечером я попыталась не поверить. Чем бы всё кончилось, нажми я на спусковой крючок? Прицел, выстрел, разлетевшийся на черепки глиняный горшок: вот ответ. И я точно знала, что выстрел не был блефом. И пуля, угодившая в выбранную Алексом цель, блефом тоже не была. Выстрели я в него, следующую пулю пустила бы себе в горло.

— Прости, — тихо сказала Сабина. – Он с самого начала знал, что ты попробуешь сбежать.

— И решил спланировать мой побег, — подытожила я.

Злости не осталось. Алекс всегда просчитывал ходы наперёд. Всегда знал конечную цель, даже если между основополагающими точками его порой походящих на фарс планов, были провалы размером с чёрную дыру. Я ведь это знала…

— Так лучше для тебя самой.

Как бы мне ни хотелось возразить, возможно, Сабина была права. Гадко было только от ощущения, что меня сделали марионеткой.

— Неприятно, когда считаешь, что можешь принимать решения, а они приняты за тебя.

— Неприятно. Но ещё неприятнее, когда ты даже считать не можешь, что принимаешь решения, — проницательность в тёмно-карих глазах.

О чём она, гадать не пришлось. О девочках, дожидающихся своих хозяев в крохотных комнатах, а то и клетках питомников, о тех, которые так и не покинули их и уже никогда не смогут сделать этого. О тех, что расплатились жизнью за попытку обрести волю. Годы прошли, а я не забыла, как это, когда в рёбра врезаются мысы тяжёлых ботинок, а кожа на спине расходится от ударов плети.

— Так это не твой дом?

— Это дом Сильвера. Но иногда я там бываю. Провожу вечер или даже ночь.

— А охрана?

Она мотнула головой. Что это значило, я не поняла. Сабина не пояснила. Только губы её искривила наполненная безнадёжностью улыбка.

— Я знаю толк в целебных травах. Этим и прикрываюсь.

Она сняла сабо с правой ноги. Стопа у неё была узкая, с красивыми пальцами и выступающими сухожилиями. Подвинув ногу вперёд, она кивком указала вниз. Я присмотрелась, заметила обхватывающее мизинец тугое кольцо. Сабина спрятала стопу.

Что это за кольцо, я поняла сразу. Сама я такого никогда не носила. Их надевали только самым дорогим и покорным из девушек. Своего рода знак отличия и вместе с этим удавка, отделаться от которой можно, разве что отрезав себе палец. Или руку, если чип прятался в браслете. В случае тех, кому доставалась подвеска – голову.

— Далеко мне не уйти, — подтвердила Сабина.

— Сильвер что-нибудь говорил тебе про меня? – после затянувшейся тишины, наконец спросила я.

— Только одно, — Сабина подала мне кусок сахара. Улыбнулась уже светлее. – Чтобы я как следует за тобой присматривала.

Я фыркнула. Обмакнула сахар в чай и смотрела, как он медленно пропитывается, темнеет. Мысли стали пространными, зато наступила ясность. Довериться Алексу – лучшее, что я могу сделать. Потому что всё равно будет так, как надо ему. Так зачем прилагать усилия, если они так или иначе окажутся напрасными? Буду я злиться или выворачиваться в истерике – не поможет. Проходили.

— Хотя нет, — сказала Сабина, и я подняла на неё взгляд. – Ещё, что, если кто-то из охраны к тебе полезет, он спустит шкуру. Что ты его, только его.

— Это я уже слышала.

— Да. Но он сказал это снова. Кажется, дважды, — глаза Сабины лукаво блеснули. Из улыбки исчезла безнадёжности и, глядя на неё, я почувствовала, как рассеивается чернота. Улыбнулась. Алекс… Сволочь! Какая же он сволочь, но…

— Любишь его? – спросила Сабина шёпотом.

Я ответила. Так же тихо. Единственное, что могла ответить, что было в сухом остатке правдой:

— Да.

Глава 17.2

Поймав на себе взгляд охранника, я отвернулась. Алекса не было уже три дня, и когда он появится, я не представляла. Спрашивала Сабину, но известно ей было не больше моего. Охране, судя по всему, тоже. Запертая в четырёх стенах, я бы, наверное, в конец одичала, если бы минувшим вечером мне вдруг не позволили выйти в кухню. Я догадывалась, что приказ отдал Сильвер, но уточнять не стала.

Налив в стакан воду, мельком глянула на охранника. Тот продолжал смотреть на меня, и мне это не нравилось.

— И куда? – только я хотела пройти мимо, придержал за локоть. Осмотрел от шеи ниже и хмыкнул.

На зад мне со смачным, небрежным хлопком легла ладонь. Я дёрнулась.

— Пустите, — посторонилась от него.

Чёрт! Да что во мне такого, что каждая тварь считает себя в праве трогать меня?! Подтолкнув к стене, цербер выхватил стакан и, плотоядно усмехнувшись, кинул на стол. Вода расплескалась на скатерть, на бумажные салфетки, мгновенно пропитала их, потекла на пол.

И тут мне стало по-настоящему страшно. Они всегда чувствовали… Такие, как он – они чувствовали, кем я была и кем, несмотря ни на что, продолжала быть. Не я сама – спрятавшаяся внутри девочка из прошлого. Бесправная девочка без имени и надежды, жизнь которой стоила ровно столько, сколько за неё готовы заплатить.

— Какая строптивая, — только я попыталась вырваться, процедил он, швырнув меня обратно.

Я ударилась затылком, перед глазами завертелись цветные искры, боль прошлась волной до кончиков пальцев. Вскрик перекрыло процеженное ублюдком сквозь зубы:

— Ничего… Люблю строптивых.