До последнего вздоха

Рукой по её талии, на живот. Её глаза блеснули гневом, янтарь вспыхнул и потух. Медленно я обвёл через свитер её пупок, погладил вдоль резинки лосин.

— Ты подарила мне жизнь, — глядя ей в глаза. По спине, по оставшимся от предназначенных мне пуль шрамам около её лопатки. – Ты сохранила мою. Ты подарила мне мир, детка. Самое меньшее, что я могу, сделать так, чтобы этот мир был лучше. Хотя бы попытаться. Твой отец пошёл до конца. Я тоже пойду до конца.

Сказав это, я вышел на улицу. У ног клубился туман, в деревьях горланили птицы. Спустился со ступенек. Стэлла вышла из дома следом. Сама заперла дверь.

— Иди, — спустившись ко мне, сказала Стэлла.

О чём она, до меня дошло не сразу.

— Иди, — повторила, подняв голову. – Ты сказал, что пойдёшь до конца. Иди, Алекс. Только сделай так, чтобы конец был другим. Ты прав. Я подарила тебе жизнь, — взяла мою руку и положила себе на живот. – Три жизни, если учитывать мою собственную. Я сохранила твою. Так что если ты решил идти до конца, потрудись, чтобы эти подарки не остались без хозяина. Кроме тебя беречь их некому, Алекс, — колючий, прямой взгляд.

Рука её исчезла.

Не оборачиваясь, Стэлла свернула за угол дома. По другую сторону была припаркована машина. Разговора об этом у нас не было, откуда она могла знать – хрен поймёшь. Но она знала. Она знала много того, о чём другие не имели понятия. И за это я тоже любил её. За её непримиримость, за откровенность, прямоту и всё, что она есть для меня.

Пытаясь унять внутреннего зверя, простоял с минуту. Время поджимало. Хочу или нет – пора. Стэлла ждала меня, привалившись к капоту. Сложила руки на груди и невидящим взглядом смотрела на стену из стволов деревьев, меж которых скрывалась тропинка. Когда я подошёл, нехотя отвернулась. Хотела отворить дверцу, но я остановил.

— Это что за хрень, — выдернула руку, едва я достал из кармана верёвку. С подозрением прищурилась.

— Берта была плохой девочкой, — снова поймал. Шипя, она принялась вырываться. – Не стоит, детка, — прижал к машине. Перехватил оба запястья и, посмотрев в глаза, качнул головой. – Не стоит. – Накинул петлю. – И не забывай: я приказываю, ты молчишь и подчиняешься.

Глава 16.2

— Не прекратишь, свяжу за спиной, — пригрозил, краем глаза заметив, что Стэлла зубами пытается ослабить узел на запястьях.

Она резанула меня гневным взглядом. Раз в десятый за последние десять минут процедила, что я тот ещё конченный сукин сын. Но верёвку в покое оставила. Будь на её месте любая другая девица из питомника, ехала бы в багажнике. Мне и Стэллу стоило туда засунуть. Не только, чтобы всё выглядело правдиво. Чтобы себя не искушать, прежде всего.

Представив, что бы потом пришлось выслушать, скривил губы. Словами бы дело не кончилось. Если уж она этой ночью оставила на моей спине несколько глубоких царапин, после багажника… Хмыкнул ещё раз, повёл ноющим от её ногтей плечом. Заметив это, Стэлла покосилась на меня.

— Если тебе станет легче, мне всё это тоже поперёк горла, — взгляд ей в лицо, на связанные кисти. – Хотя… — ещё одна усмешка. Отбросить суть и причины, по которым пришлось скрутить её, так выглядит она чертовски сексуально.

Стэлла ничего не сказала. Ясно, нихрена не легче! Можно подумать, блядь, мне легче! Ещё и её сдвинутые коленки, рассыпавшиеся по моему свитеру фальшивые белокурые прядки! Ключицы, запах…

Переднее колесо налетело на кочку, внедорожник тряхнуло. Да мать его! Я нажал на тормоз, сдавил рулевое колесо и вобрал в лёгкие побольше воздуха. Не помогло.

— Ну что? – рыкнул, схватив жену за связанные руки. – Что ты молчишь? Давай, говори! Что я ещё о себе не знаю?!

Хрипел, сдавливая узкие кисти, тонкие, с вызывающе вишнёвыми ноготками пальцы. Она смотрела на меня, плотно сжав губы. Смотрела и, чёрт её дери, молчала! Зарычав, я откинул спинку сиденья. Стэлла упала вместе с ней. Держа её связанные кисти, упёрся раскрытой ладонью в подголовник и навис над ней, покорившейся, но нихрена не покорённой.

— Когда всё закончится, мы поедем в Италию, — прохрипел, не имея понятия, как надышаться ею. Как сделать, чтобы она, до предела моя, принадлежала мне ещё безраздельнее. – Будем гулять по ночному Риму, слышишь, детка? А потом поедем в Милан или куда захочешь. Я куплю тебе новое красное платье. Только не мечтай, что снимешь его сама. Я порву его в каком-нибудь переулке вместе со всем, что на тебе будет. И куплю новое и… чёрт, его тоже порву… — сглотнул, ещё раз вдохнул у её шеи.

Порвал бы не только платье: дурацкий свитер и лосины, что были на ней сейчас. Желание было одно – раздеть её. Смотреть на неё, нагую, касаться её языком, пока не выгнется мне навстречу, не задышит часто и сбивчиво. Раздвинуть её ноги и вылизать лепестки плоти, терпкую влагу и трахать. Трахать до беспамятства, топя самого себя в ней, в болоте её глаз.