До последнего вздоха

В глазах её появился вопрос. Мотнул головой. Посвящать её в планы было опасно, в первую очередь, для неё же самой.

— Нам пора, — провёл по руке от плеча до кисти. Сжал маленькую ладошку и, выматерившись, смял губы.

— Алекс, — её выдох и юркий язычок.

Да гори оно всё синим пламенем! Эта женщина – мой наркотик, мой стимул выворачиваться наизнанку каждый день, пытаясь достать из собственного нутра лучшее.

Парик съехал под пальцами. Содрал его, прижал к её спине. Целовал Стэллу, гладил по плечам, а пах трещал по швам. Яйца звенели от напряжения, от желания развернуть её к себе задом, нагнуть и…

Да в самом деле гори! Синим, фиолетовым, серо-буро-малиновым! Развернул, толкнул к стенке. Ладони её с аккуратными, покрытыми тёмно-вишнёвым лаком ноготками, легли на грубые брёвна. Что в этой избушке, что в правительственной приёмной она была совершенна.

— Никому тебя не отдам, слышишь, детка, — стягивая с упругой задницы лосины. Трусики вместе с ними. Сунул руку под её свитер и сжал грудь, задел твёрдый сосок. Ущипнул и стиснул с жадностью. Еба-а-ать! Стэлла громко, протяжно застонала, окончательно лишая меня рассудка. Потёрся о неё, покусывая мочку уха. Губами по её затылку, по шее. Постанывая, она выдернула из стены клочок минваты, ударила кулаком. Я накрыл её руку своей. Второй кое-как освободил чуть не проделавший дыру в джинсах член.

— Нет ничего хуже, — просипел, наклоняя её ниже, — чем любить одну женщину, — пальцами в бедро. Резко в неё. Блядь. Блядь, блядь, блядь! – И я, блядь, вляпался в это, — вошёл так глубоко, что пришлось стиснуть челюсти. Иначе кончил бы, не успев начать. – Хуже может быть только, если эта женщина ты.

— Сволочь, — всхлипнула Стэлла, скобля коготками стену. Я сдавил её кулачок.

— Сволочь, которая скорее сдохнет, чем предаст тебя, — в неё – горячую и мокрую для меня. Трахал, а в башке последним здравым звучало напоминание, что она носит моего ребёнка. Хотя… Ни её, ни меня в первую беременность это не останавливало. Надия у нас вышла, что надо. Девчонка, пропитанная любовью с самого зачатия.

Стэлла повела бёдрами, выгнула спину. Подавалась ко мне, подставляла себя, ловя движения и сипло постанывала с каждым ударом. Её стон – разряд по венам, вскрик – двести двадцать. Заниматься сексом с ней было всё равно что лететь по встречной. Заниматься любовью – лететь по встречной, выпустив руль.

Вонзаясь в неё, я рычал от бешеного удовольствия и чувства жизни в самом себе. Она – моё средство от смерти. Пока под моими пальцами распускаются бархатные цветы вытатуированного на её теле вьюна, мне есть, зачем жить.

— Да, — чувственными хриплыми нотками мне под кожу, в сердце. – Да…

Взял её за бёдра двумя руками. Ритмично двигался, вдыхая наш запах. Удары тел друг о друга и хлюпанье влаги, которую мне так и хотелось собрать языком с её плоти. Страсть, разрушающее неспешную гармонию утра. Рыча диким зверем, насадил Стэллу на себя, качнулся в ней. Погладил по бедру, по заду. Хлопнул и обхватил за шею, ища губы. Её новый стон потонул в поцелуе.

— Ненавидишь? – прохрипел в уголок её рта, вбиваясь в неё. – Что, Волчонок? Ненавидишь?

— Катись к чёрту! – всхлипнула, ударила ладошкой. Вытянулась в струнку, всхлипнула снова и заскулила. По телу её прокатилась первая волна. Тугие мышцы начали сжиматься вокруг меня. Дьявол!

— Да… — Член готов был взорваться, как динамитная шашка. Вены лопнуть. Так бы и сдох, трахая её. И хоронили бы меня с расстёгнутой ширинкой и перекошенной от удовольствия рожей. Двигался в ней, и чем быстрее она сжимала меня собой, чем быстрее сокращалась, тем ярче и чаще становились вспышки перед глазами. Её ладонь под моей, удар в неё.

— Детка, — взревел, прижимаясь к ней. Навалился, нашёл стук сердца и шумно вобрал запах в лёгкие. – Стэлла…

Кадык дёрнулся, Стэлла протяжно выдохнула. Мы стояли, не шевелясь, тесно прижимаясь друг к другу. Я всё ещё был в ней и, видит небо, в ней бы и оставался до конца своих дней.

Наконец она зашевелилась. Повернулась ко мне. Я тяжело опёрся о стену. Задранный свитер опал, скрывая её живот, гладкий лобок и бёдра. Скомканный парик валялся на лоскутном половике. Стэлла отвернулась, натянула лосины. Это было самым неуклюжим её движением за последнее время. Засунув член в штаны, я застегнул ширинку. Продолжу пялиться на неё, так и останусь с расстёгнутой. Подошёл со спины, повернул к себе. Коснулся щеки костяшками пальцев. Глаза Стэллы стали тёмно-зелёными.

— Нам нужно ехать, — силой отодрал от себя. То ли её отодрал, то ли себя от неё – хрен знает.

Она сбивчиво выдохнула. Я стиснул челюсти.

— Блядь! – процедил, готовый разнести весь этот дом и не только его.

Что держу парик, понял, только перехватив взгляд Стэллы.

— Давай, я всё-таки сама?

Она протянула руку, пальцы наши соприкоснулись. Сдавил. Задержал в своих. Вручил ей парик и дотронулся до губ.

— Ты поняла, что я тебе сказал, Берта? – тихо, обводя контур красивого рта. – Твоё дело молчать и подчиняться.