До самой дрожи

– Не думаю, что она скажет что-то такое, от чего у тебя волосы дыбом встанут, – смеется он, – к тому же, навряд ли это правда.

– Зачем тогда ты хочешь что-нибудь узнать о себе?

– Просто. Почему-то вдруг стало интересно.

По телефону мы говорим до двух ночи, а после наше общение продолжается в WhatsApp. Я выпиваю все питьевые йогурты, жую печенье и ловлю себя на том, что всякий раз, когда вижу уведомление о входящем сообщении – улыбаюсь так, словно обнаружила источник вечной радости.

Глава 9

январь, 2016 год

Говорят, как Новый год встретишь, так его и проведешь. Я не горела желанием целых 365 дней находиться в убийственном напряжении, но учитывая опыт прошлых лет, видимо, эта поговорка снова должна была сработать.

Мы с Димой планировали остаться в Сургуте до самого дня рождения Вани, однако, с каждым днем лично мне, все сильнее хотелось свалить оттуда, потому что обстановка в доме, откровенно говоря, раздражала не на шутку. Все началось тридцать первого декабря, когда папа не пришел домой. Об этом я узнала на утро, когда все собрались возле елки и стали разворачивать подарки, которые ночью тайком друг от друга под нее положили. Мама, как обычно, была пугающе-спокойна, ровно до тех пор, пока именно Дима не поинтересовался, а где же наш папа.

– Он уехал рано, там в клинике опять что-то сломалось, а утром операция.

Мама всегда благоговела перед Димой и все время старалась скрыть от него самые острые углы нашей нервнобольной семейки. И сколько бы я не наблюдала за ней, но мне никогда и в голову не приходило, что делала она это исключительно из каких-то коварных целей, желая продемонстрировать своему зятю во всем идеальную жизнь. Нет. Моя мама по-настоящему любила Диму и в первую очередь, как сына, наверное, а уже потом, как мужа своей единственной дочери. И хотя мне она говорила, что все мужики все равно козлы, на Диму она смотрела совершенно иначе и, пожалуй, молилась всем богам, чтобы именно он оказался самым-самым для меня.

– Ух ты, Катя! Трусы с оленями! – саркастично воскликнул Ваня и поцеловал меня в щеку. – Вот же класс.

– Я ей говорил, что это вообще не айс, – подмигнул ему Дима.

После завтрака мальчики уехали поздравлять друзей и бабушку Димы, а мы с мамой принялись за готовку.

– Он тебе не звонил? – спросила я о папе, нарезая яйца на оливье.

– С чего ему это делать? Хорошо будет, если он вообще не придет сегодня. Мне только перед Димой стыдно.

– А гостям ты что скажешь? – усмехнулась я, но мама только закатила глаза от раздражения.

– Все уже давно знают нашего папу и его секреты. Знаешь, я часто вспоминаю тот Новый год, когда мы втроем его отмечали, помнишь? Ой, нет, вчетвером, еще же и Стёпка был, – улыбнулась мама, вспоминая нашего маленького рыжего песика, который был злее волкодава. – Тихо тогда было и очень спокойно.

– Ага. А еще в тот год ты была понято́й, когда вечером тридцать первого обнаружили мертвого мужика в соседней квартире, – хмыкнула я. – Спокойно было и тихо, ага. И пахло в подъезде очень аппетитно, да?

– Фу, Катя!

Я тоже вспоминала тот Новый год, когда наш папа впервые отметил этот семейный праздник не с нами. Мы не видели его пять дней и с одной стороны, всем нам было хорошо, ведь действительно погода в доме стала спокойной и тихой, без психов и раздражений по мелочам, но с другой, когда мы лишались папиной силы и уверенности (а все это дарило нам элементарное чувство безопасности!) – становилось невероятно пусто и одиноко. Очень странно, но в ту ночь к нам даже родственники не пришли, хотя мама как обычно всех приглашала, и мы накрыли огромный стол.

Новый год всегда был особым праздником для меня: чуть-чуть волшебным, чуть-чуть обнадеживающим. Даже не знаю, каким он стал для мамы тогда. Возможно, что как раз-таки те пять новогодних дней оказались для нее самыми счастливыми и спокойными. Чего, конечно же, не скажешь о нынешнем, когда наш папа, преисполненный радости и счастья, пришел домой около девяти вечера. Я искренне не понимала, почему он вернулся, собственно, как и мама наверное.

Он принес дорогую бутылку шампанского, большой чизкейк и каждому по воздушному пирожному в виде елки. Конечно же, я с улыбкой поблагодарила его, Ваня сухо кивнул, а мама и вовсе пожелала промолчать. Пожалуй, из нас троих я всегда оставалась той, что несмотря ни на что будет улыбаться папе, смеяться над его порой не очень веселыми шутками и делать все так, как хотел он. С каждым годом Ваня все отчетливее понимал, какой он есть, наш папа, какие тараканы в его голове и скелеты в шкафу, и от этих знаний взрослеющий мальчик становился заметно резким и в некоторой степени грубым по отношению к нему. Я чувствовала, что был недалек тот день, когда между папой и сыном случится очень серьезная стычка, что непременно закончится дракой.