Нед в тюрьме. На много лет, пока даже речи не идет о досрочном освобождении. Кэрол наконец в безопасности. Однако далеко не все еще гладко.
Труднее всего было посмотреть в глаза матери похищенного ребенка в зале суда. Мне пришла безумная идея – написать ей письмо, рассказать про смягчающие обстоятельства. Про историю Кэрол. Адам с адвокатами отговаривали и оказались правы. Наивно было полагать, что ее тронут страдания похитительницы.
Вы бы видели глаза этой женщины.
По нашему делу мы тоже сделали заявление. Девочку Кэрол достали из сада при часовне. Как и говорил Мэтью, анализ почти ничего не дал. Плод сильно недоношенный, скорее всего мертворожденный, хоть и нельзя утверждать наверняка.
Нам удалось установить срок по календарю – вспомнить даты похода в фермерский магазин и рождения ребенка.
Получилось двадцать семь недель.
Я расплакалась, когда узнала. В двадцать семь недель плод уже жизнеспособен. При квалифицированной медицинской помощи.
Королевская уголовная прокуратура не нашла доказательств, что мы виновны в смерти ребенка, и не стала заводить дело по факту укрытия рождения, учитывая недавние процессы. В показаниях Кэрол заявила, что приложила ладонь к лицу ребенка, чтобы проверить дыхание, и слишком долго держала. Ребенок погиб из-за нее…
Я сказала, что вроде бы видела, как младенец дышит, но это не точно, потому что все было как в тумане.
Судья, просмотрев больничные выписки и узнав об изнасиловании и выкидыше, свел приговор к двум годам условного заключения. Кэрол решила кремировать останки, сказала, что не позволит хоронить их в третий раз.
Неудивительно, что письмо не тронуло маму украденного ребенка. Она пришла в ярость от мягкости приговора.
– Мой малыш едва не погиб! Этой женщине место в тюрьме! – злобно выкрикивала она репортерам, собравшимся у здания суда.
Теперь я понимаю, почему на Мэтью произвело настолько сильное впечатление проклятие матери мальчика, укравшего две пачки сигарет.
Да, поступку Кэрол трудно найти оправдание, однако мы с Салли яростно кидаемся на ее защиту. Потому что любим. Так же, как родители любят детей, несмотря ни на что.
Мы всем рассказали правду: Деборе, моей маме, матери Салли. Больше никаких тайн.
Генетическая экспертиза подтвердила слова Кэрол. Зачал ребенка мой отец. Сообщать об этом маме было невыносимо тяжело. Она чуть не умерла от потрясения. Нервная система дала сбой, и настала моя очередь вести ее к врачу. Она стала винить себя.
Все мы посещаем психотерапевта. Мы с мамой обе не понимаем, что чувствуем по отношению к отцу. Стыд за него. Вина перед Кэрол. Я еще не разобралась. То ненавижу его всей душой, то вспоминаю счастливые моменты из детства. Все ужасно запутанно…
Наше маленькое сообщество потихоньку осваивается в новом мире. Дебора и моя мама сдали свое жилье и переезжают в один из домиков Салли – по крайней мере, на какое-то время. Говорят, вдвоем веселее, и Дебора хочет быть ближе к Кэрол. Мама Салли тоже иногда приезжает, чтобы поддержать дочь в период беременности.
Кэрол выбрала домик с белкой на крыше – ближайший к морю. Гостевую комнату она обустроила для своей юной подруги Эмили, которая иногда бывает. Родители Эмили поначалу возражали, встревоженные судебными процессами, однако Эмили – решительная девушка, настояла на своем. Она часто приезжает, плавает в море каждый день в любую погоду и очень любит Кэрол.
Салли с Мэтью живут по соседству, в доме с магнолией. Говорят, что в будущем намерены продать дома, но что-то я сомневаюсь.
– Не слишком ли близкое соседство? – беспокоится Адам.
А я не разделяю опасений. По сути, мы заново учимся ходить, нам нужна поддержка.
Еще один неразрешенный вопрос:
Дочке Кэрол, моей сводной сестре, сейчас было бы двадцать семь. Впрочем, нет никакой гарантии, что она выжила бы, родившись на двадцать седьмой неделе. Я подробно изучила этот вопрос, даже слишком подробно.
Мы не знаем, что было бы, позови мы тогда на помощь взрослых.
Поэтому я день ото дня делаю то, что должна: напоминаю себе, что мы были совсем детьми. Мы не желали зла. Я поднимаю себя со дна океана – вытаскиваю из ванной комнаты с лужей крови на полу, где маленький ребенок, который уже не дышит, где я сама задыхаюсь от горя. Я выплываю на поверхность – ради мальчиков и Адама – и жадно глотаю воздух.
Мир прекрасен, особенно сейчас, в утренней дымке, настолько густой, что, кажется, можно нарисовать пальцем узор.