До самой сути

— Знаешь, Пэт, с тех пор, как я здесь, я не раз спрашивал себя, не ты ли тот из нас двоих, у кого остались взгляды мелкого служащего. Правда, ты разбогател. Ты более или менее ровня здешним. И все-таки тебе не удается начисто забыть, что ты из Эпплтона и до пятнадцати лет щеголял в штанах, перекроенных из старых отцовских брюк. А теперь поехали. И помни: ждет Милдред, жду я, ждут дети.

Разумней было уступить: он ведь объявил, что отправится и один.

В машине Доналд, ставший теперь словоохотливым, перешел на доверительный тон:

— Вот ты рассказал приятелям, что я сходил с ума.

А знаешь, это почти что правда. Нет, по-настоящему сумасшедшим я не был, но сбежать мне удалось только потому, что я почти два года имитировал сумасшествие.

Ты не представляешь себе, что такое Джольет. Поговори с кем угодно, и тебе скажут, что выйти оттуда практически возможно лишь в законном порядке — через ворота.

Но тут вклинилось одно обстоятельство, тебе, вероятно, неизвестное. Эмили хоть и держит тебя более или менее в курсе семейных дел, но тоже не обо всем может писать.

Лет двенадцать назад, оказавшись на мели, я полгода работал в дэвенпортском сумасшедшем доме. Там я изучил психов: я же, как понимаешь, не издали их видел. При случае мне даже поручалось давать им взбучку.

Там, в Джольете, я об этом вспомнил. Любой скажет тебе также, что втирать очки теперешним врачам, тюремным и подавно, можно от силы несколько недель.

У них, между прочим, есть сволочная машинка, которая пропускает электрический ток через мозг. Впечатление такое, словно твою голову сунули под паровой молот.

Если ты действительно ненормальный, то после определенного количества сеансов к тебе вроде как возвращается рассудок. Симулянты — те редко выдерживают больше двух раз.

Так вот, я продержался почти два года. Да так, что смотреть меня приезжали большие специалисты. Так что меня возили в Чикаго на консультацию.

Это еще одна причина, Пэт, по которой…

Фразу он не закончил, но явно хотел сказать: «По которой я не остановлюсь на полпути и не посчитаюсь ни с какими препятствиями».

Когда они подъехали к дому Лил Ноленд, Доналд подобрел:

— Не беспокойся обо мне. Думай только о деньгах для Милдред. Я не подведу.

Это обещание не помешало ему пить с самого приезда. Может быть, он делал это нарочно? Может быть, ему доставляло злобную радость пугать окружающих так же, как он напугал брата?

Партия в покер продолжалась в атмосфере мрачной вялости. Хозяева включили лампы, хотя и не все; кто-то запустил проигрыватель. Один из партнеров, видимо продувшись вконец, уступил место старому Поупу, и тот аккуратными столбиками, как кассир в банке, выкладывал перед собой жетоны. Пембертон, против обыкновения крупно выигрывавший, порозовел еще больше, чем обычно.

Нора настороженно следила за Пи-Эм и Доналдом и, когда последний одним духом осушил оказавшийся под рукой стакан, встала и направилась в патио, знаком позвав с собой мужа.

— Он начал пить? — осведомилась она.

— Не очень сильно. Напрасно беспокоишься.

— Что это был за звонок?

— Не знаю.

— Он держится так, словно вы давние знакомые.

Сказал Лил Ноленд, что провел с тобой детство.

— Отчасти так оно и есть.

— Почему друзья оставили его в Тумакакори?

— Я же объяснял. Он воспользовался тем, что ехал через наши края, и решил повидать меня.

— Странно!

— Что странно?

— Ничего. Только мне кажется, между вами что-то происходит. С самого его приезда ты сам не свой. Иногда я поручиться готова, что ты напуган.

— Чем?

— Пойдем. Попробую помешать ему напиться.

— Буду весьма удивлен, если это тебе удастся.

— А если с ним случится припадок?

Теперь Пи-Эм уже не мог ей признаться, что приятель его никогда не сходил с ума и давать ему пить опасно совсем по другой причине.

Хуже всего было то, что он сам оказался не в силах воздержаться от спиртного. Он чувствовал себя настолько опустошенным, что нуждался в непрерывном взбадривании, — без этого он просто свалится.

Все, что брат наговорил ему, слилось в его сознании в одну бесформенную серую массу, тяжелую и неспокойную, как грозовое небо. Он подумает об этом на досуге.

Он должен на многое возразить и жалеет, что не сделал этого вовремя. Сейчас ему приходили на ум отличные доводы, но он тут же терял нить своих рассуждений или находил их недостаточно убедительными.

Преобладающим его чувством было сознание своей униженности. В нем всегда жила склонность к копанию в себе, и, может быть, именно оттого, что ему слишком часто не хватало самоуверенности, он подчас высказывался слишком безапелляционно.

Что, собственно, наговорил Доналд? Пи-Эм не мог точно повторить слова брата. Но в них было нечто дьявольское, потому что, не выдвинув ни одного конкретного обвинения, тот обошелся с ним как с последней дрянью.

Но ведь он, Пи-Эм, всегда был порядочным человеком. Вот и на этот раз он искренне хочет помочь брату и особенно Милдред. Это не терпит отлагательства. Она во что бы то ни стало должна завтра утром получить деньги. Сейчас Доналд оживленно беседует с м-с Ноленд, а та преследует тайную цель — отобрать у собеседника стакан с виски.

До Пи-Эм донеслось: