До свадьбы заживет

– А ты знаешь, – заорал я на Дерябина так, как этого никогда бы не сделал мой брат, – что Моцарт, когда ему было десять лет, он не сидел на брёвнах и не играл на нарисованном рояле, а выступал в Европе с концертами!

Дерябин моего Моцарта проглотил почему-то без всякой обиды и как ни в чём не бывало снова принялся за своё; «А вы знаете».

– Я всё знаю, что ты меня спросишь, – сказал я, окончательно переходя на «ты». (А сколько можно «выкать» этому Дерябину-Скрябину.)– Я только не знаю, ты подбросишь письмо моим родителям или нет?

– Понимаете, Завитайкин, – вздохнул Дерябин, – мне, пожалуй, это будет трудно сделать.

– Чего ж тут трудного? Пробежать пятьдесят метров с конвертом в руках и опустить его незаметно в окно?

– Мне будет тяжело не физически, – пояснил Дерябин. – Мне будет морально тяжело.

– Это ещё почему же?

– Потому что... я, видите ли... я тоже влюблён в Таню!.. Конечно, – продолжал тихо говорить Дерябин, – мешать вам было бы нечестно с моей стороны... но помогать вам мне... было бы нечестно с вашей стороны...

Вообще-то мне показалось, что насчёт своей любви к Тане Кузовлевой Дерябин всё выдумал сейчас же. Выдумал, чтобы не участвовать в этой, чего скрывать, рискованной операции. Но уж больно у Дерябина был очень расстроенный вид. А может, и не выдумал? Просто скрывал, и всё. И всё равно эта новость меня очень расстроила.

– И вообще, – тихо и растерянно добавил Дерябин, – как честный человек, я должен перед вами извиниться... Дело в том, что я вам играл вовсе не эпиталаму, а этюд Скрябина!..

Теперь пришлось растеряться и мне, потому что как же я мог отличить эпиталаму от этюда Скрябина, если я не слышал ни одного звука, а только видел, как прыгали по фанере пальцы Дерябина.

– Попугая мне простить не можешь! Роялист проклятый!.. – сказал я противным голосом. – Подожди, я его ещё научу приёмам самбо, он весь ваш дом расшвыряет!

Я не знаю, может, мне почудилось, но Скрябин-Дерябин вдруг как будто бы приподнялся с испуга в воздух и перелетел в одну секунду во двор своей дачи. Затем он пискнул «дефективный ребёнок!» и, как мне показалось, влетел вместе со своей музыкальной доской в окно своей комнаты. А я опустился на бревно и стал постепенно успокаиваться.

Когда я немного успокоился, я стал пересчитывать в уме своих врагов: Сергей Мешков, Антон Дерябин, Васька Сусанин, Юрий Корняков, Вадим Лютатовский, Бондаренко, Чучилин, Зотов... Кругом одни враги... Кого же мне попросить подбросить письмо?.. Может, какого-нибудь мальчишку из соседнего дачного посёлка?

– Завитай, скажи, как папину бритву тупишь? – спросил меня кто-то за моей спиной.

Я оглянулся и увидел ещё одного своего врага – Николая Тулькина.

– Ты, может, по ночам меня гипнотизируешь? – спросил ещё раз Тулькин. – Ну скажи... а то отец меня уже третий раз выпорол...

Я стал смотреть на Тулькина так, как будто я его действительно гипнотизировал, думая о том, что, с одной стороны, лучшего кандидата для сообщника, чем Тулькин, не придумаешь: Тулькин любит читать книги про шпионов, вон и сейчас у него из-под мышки торчит какая-то зачитанная лапша. Но, с другой стороны, он почему-то ненавидел всех девчонок подряд, может, потому, что у него пять сестёр в семье и ни одного брата, и поэтому он вряд ли согласится помогать мне даже в обмен на тайну про папину бритву, которую я, по словам Тулькина, каждую ночь туплю.

Я ещё немного погипнотизировал Тулькина глазами и сказал:

– Хорошо, – сказал я, – тайну бритвы я тебе открою, так и быть. – С этими словами я достал из кармана коробочку из-под чего-то американского, из-под чего, я не разобрал, может быть, из-под грима или пудры, потому что внизу написано «Голливуд» (это я разобрал! ) и «мэйд ин юса» – «сделано в Америке». В этой коробке я хранил на всякий случай таблетки питьевой соды. Высыпав таблетки на ладонь, я стал их пересчитывать.

– А это у тебя что такое? – спросил Тулькин. Я знал, что он обязательно задаст мне этот вопрос.

– Таблетки, – сказал я.

– От чего? – спросил Тулькин.

– Не от чего, а для чего! – объяснил я.

– А для чего? – спросил Тулькин, изгибая свою длинную шею, как страус.

– Таблетки... чтобы видеть сны...

– Какие сны? – насторожился Тулькин.

– Интересные, конечно, – сказал я и, чтобы окончательно добить Тулькина, добавил: – Детективные, широкоформатные и цветные... Одна таблетка на одну серию... Сделано в Америке... – Я ткнул пальцем в «мэйд ин юса». – В Голливуде... – Я ткнул пальцем в слово «Голливуд».

– А сны короткие или длинные? – спросил Тулькин, облизываясь, как голодная кошка.

– Полнометражные, – отрезал я, пряча коробочку с содовыми таблетками в карман. – Значит, тебя интересует, как я туплю бритву твоего отца?

Тулькин облизнулся и молча кивнул головой.

– Только услуга за услугу... – Я оглянулся по сторонам и прошептал: - Письмо подбросишь?

– Какое письмо?

Я приложил палец к губам, схватил Тулькина за руку и потащил в кусты. Там я в третий раз достал из-за рубашки письмо, написанное красными чернилами, и сказал:

– Вот это... Детективное...