До встречи не в этом мире

Опять метро и в толпе черно,
и шепот злой ядовитых глаз.
И можно их мыслей не видеть, но
куда деваться от тех, что в нас?

Здесь ездят все, чей удел – ярмо.

И я давно ко всему привык,
где каждый за то, что он сам дерьмо,
другому готов перегрызть кадык.

И пусть машиниста терзает хмель

и сложный выбор из пары пуль:
пос. ть ли ему вверх ногами в дверь,
или дать дома жене «пиз. ль»,

Но поезд ездит вперед-назад,

и мы, как скоты, продолжаем плыть
в яме, где только за детский взгляд
можно вообще не мечтать убить.

«Над стезей о б ожженной…»

Над стезей о б ожженной
увядают клубы.
Вот и я – прокаженный
и избранник судьбы.

Вот и я засветился

и спустился с высот.
И ко мне подкатился
и захрюкал «сексот».

И заныло в порочных

интегралах систем,
в джинсах труб водосточных
и распятьях антенн,

где вращается лопасть,

поджидая мой шаг,
и выходишь – как в пропасть,
в притаившийся мрак.

Не прощайся – пролетка

подождет у крыльца.
Не шарманка – лебедка
доведет до конца.

Поцелует Иуда

и по схеме – вчеред
на Голгофу за чудо
продвиженья вперед.

«Не печалься за брата…»

Не печалься за брата,
что не так повезло,
все на свете – расплата
за добро и за зло,

все приходят к смиренью

и согласью с бедой,
утешаясь сиренью
канавой с водой.

Но и каждое утро

на земле неспроста
проступает, как смутный
подмалевок с холста,

И не сдуру, в пороках

убивающих плоть,
обреченных пророков
выбирает Господь.

Пусть же снова негромко

на линялом бюро,
как шуршит камнеломка,
в доме скрипнет перо,

и от боли до боли

утешеньем строки,
будто весточки с воли,
в нем забьются стихи.

«Ночью на перекрестке…»

Ночью на перекрестке
мертвая тишина,
будто бы в продразверстки
чудные времена.

Изредка только боем

Павел Буре прервет,
что меня скоро «Боинг»
с нежностью унесет

в край, где ходить не надо,

хвост между ног держа,
где не затопчет стадо,
хрюкая и визжа,

вырвет из дней позора,

шмона нахальных глаз.
Жрущие без разбора,
Я оставляю вас!

Ешьте мой дом безликий,

землю моих могил,
мраморные гвоздики —
что я еще любил?

Море, леса глухие,

пасмурную зиму…
я заберу Россию —
вам она ни к чему.

«Ну вот, я и перебрался с московской сцены…»