До встречи не в этом мире

Здесь, как в пристанище Билли Бонса,
вечно темно. Только под вечер солнце
отрикошетит лучом на петли
ржавого сундука, что не так страшно, если
он давно пуст и хранит хлам, как в данном
случае. Впрочем, ведь, клад все равно «Бен Ганом»
был бы разыскан и отдан ублюдкам, ибо
не в недоноске дело. Скажи спасибо
вещей судьбе, что помудрее лоций.
Всякому сквайру десятка твоих эмоций —
выср…ся круто хватит с лихвою навек.
Так и тебе не вскарабкаться, милый, наверх.
Лучше гляди, как закат в сизой зыби тонет,
с кружкою эля встречая конец на склоне
лет, потому, что хоть все словесами вашей
пяди Вселенной, досадно-таки, что к высшей
мере не приговорил ты, кого хотелось,
не произнес все, что на языке вертелось.
Но ведь на то и роль, что тебе от Творца досталась:
не озлобляйся всуе и не возводи на старость
скучных напраслин – все призрачно в этом мире,
а не находишь места – сыграй сам себе на лире,
вспомни любимую, если была она, в час отчаянья.
Не сожалей, что уходишь в страну молчанья.

«Все явственней я старею, все меньше мне остается…»

Все явственней я старею, все меньше мне остается.
Мне жить, как живут другие, на свете не удается:
и сердце ноет печальней, и воет ветер прощальней
на лампу мою из мрака, как знающая собака.

Какое мне все чужое! Какие мне все чужие!

Мне будто и стены шепчут: пожитки свои сложи и
беги, пока есть минута, пока еще не решили,
пока они не добрались, пока тебя не убили.

Мгновенья бегут, недели. Прошло Рождество, Крещеньем

повеяло. Жизнь все медлит, как улица с освещеньем:
находит себе причины, вселяет в тебя сомненья,
а после тебе приносит ненужные извиненья.

Так стоит ли суетиться? Достойно ли волноваться?

Никто на земле не знает, бежать или оставаться,
и сколькие под чужими дверями стоят с обедней,
кривою спиною слыша: ни первый ты, ни последний.

Я, право, не осуждаю, я тоже не правил строгих,

Я даже не утверждаю: еб…л я вас всех, двуногих…
Я просто, увы, старею. Как дерево, как картина.
И скоро мой шарм оценит прекрасная синьорина.

Послание Марии