А я живу не как надо. Печалюсь, горю неярко.Не уважаю стадо. Плюю свысока на бедность.Я удаляюсь в вечность, словно в аллею парка,бегущую в неизвестность.На улице отдыхают. Взрывают назло шутихи.Что три часа ночи, православных не беспокоит.Будь здесь океан, я бы срубил Кон-Тики.Но здесь 30 ниже нуля, и воетвьюга. Заснуть уже не удастся.Но сдохнуть можно в любое время.Моя главная роль – подбирать за всеми.В остальное время – ругаться.Я тоже мечтал о счастье.Держал в объятьях девочку с темными волосами.Но этот мяч забил далеко Агасси.Хотя я чего-то жду еще под часами.«Я, как грустный дом, обречен на слом…»
Я, как грустный дом, обречен на слом.С юных лет усмешка мой вид кривит.Пообтершись между добром и злом,я от них обоих теперь привит.Мною рок всегда вертел, как хотел:я мечтал убежать, но не убежал,и желал улететь, и не улетел —только всех перепровожал.И поэтому я окопался здесь,где печалится слякоть, и меркнет свет,где, чем быдлу доказывать, что ты есть,самому себе легче внушить, что нет.«Я расстаюсь с этим миром. Сто…»
Я расстаюсь с этим миром. Стостолетий пройдет, а он будет такой же.И все начнут говорить: а что?Кто сказал, что мир спасет красота,не понял в ней ни черта.Стой же,Ноябрь. Когда-то я был влюблен.Жаль, что тогда я не видел того, что ближе,Ступая кроссовками «Саломон»По петербургской жиже.Теперь иная печаль:до смерти расставаться жальс лучшим моим дружком —Ночным Снежком.«Ах, как снега пушистого нынче много!..»
Ах, как снега пушистого нынче много!Будто ваты на елке, и остального,словно нет, и самому не видно,как твоя очевидность неочевидна.Хорошо убраться назло досадамс февралем, с разошедшимся снегопадом,позабыв, наконец, про свои невзгоды,про печали, заботы, тревоги, годы.Позабыть навсегда о своих свиданьях,о своих ожиданьях и опозданьях,о своих любимых и нелюбимых —о своих ошибках непоправимых.Вообще – исчезнуть с последним снегом,заодно с опустевшим своим ковчегом,позабыв о тепле, о весне, о лете:обо всем, обо всем, обо всем на свете.«Никому не хочу я петь…»